Райдо Витич - Чудес не бывает

— Откуда же вы родом?

— Из мест священных родников, вереска и приветливых лесов.

— Где же находятся эти уникальные места?

— Гарт, — осадил любопытство друга Оррик, глянув на него через пажа.

Понял, — заверил тот с самой благодушной физиономией и продолжил беседу:

— Вашим родителям, наверное, пришлось постараться, пристраивая сына к Филиппу Лавсли? Говорят, он берет в оруженосцы и пажи только сыновей высокородных дворян, славных родов.

— Молва любит преувеличивать.

— Как и приуменьшать? Извращать?

— Да.

— Например? Поделитесь своим опытом?

— Пожалуйста: мессир, Галиган. Молва наделила его самыми отвратными качествами, приуменьшив достоинства и преувеличив недостатки. Он добрый, милый человек…

— Милый?

— Да, благородный, порядочный и сильный, но ему приписали поступки родителя и брата, смешав понятия и лица. Так ангела одевают в черные одежды, а демону рисуют нимб и воздают хвалу. И страдают не только они, но и люди, что творят подобные низости. Хотя возможно ли укорять их? Невежество и страхи правят народом не хуже королей.

— Это очень удобно, если разобраться.

— И оскорбительно для людей пытливых.

— Многих вы встречали?

— Доводилось. Бог был милостив ко мне.

— Сколько же вам лет мессир мудрец?

— Я уже говорил, мессир Гарт, мне сравнялось четырнадцать лет.

— Да вы почти старик! — рассмеялся Фогин.

— Мудрость не годами исчисляется мессир, а опытом, что вы приняли или не приняли.

— У вас хорошие учителя и видно хорошие родители.

— Мои родители самые лучшие, — согласился мальчик.

— Завидую. Моя мать была шлюхой и могла меня научить лишь…

— Гарт! — осек его опять Оррик.

— А что? — не понял тот. — Ну, шлюха…

— Кем бы не считали люди женщину, что родила вас, она, прежде всего ваша мать, — попеняла ему Исвильда.

Он еще учить меня будет! — фыркнул мужчина.

— Вижу, вы уважаете своих родителей.

— По-вашему это постыдно?

— Ничуть. Я завидую, — улыбнулся примирительно, правда, вышло более саркастически. — Мне не за что было уважать и любить своих родителей. Отец знать меня не хотел, мать пыталась заработать на мне, впихивая в семью отца, но понятно, безрезультатно. С ней было столько мужчин, что, пожалуй, самой трудно было понять, от кого я появился на свет. Я ублюдок, Иса, как Орри. А ты законнорожденный?

— Гарт, еще слово, — предостерег мужчину Даган, видя, что Исвильда расстроена замечанием Фогина.

— Я считаю, что не имеет значения, на какой стороне постели родился ребенок.

— И готовы якшаться с бастардами?

— Разве вы устроены иначе, чем рожденные в законном браке? У вас копыта вместо ног и на голове растут рожки? Может быть, в бою ваша рука слабее, а кодекс чести не таков как у других?

— Ваши речи дурно пахнут. Вы еретик?

— Полно вам, я истинно верующий христианин.

— И сын славных родителей? Только что-то я не слышал о Губертах.

Исвильда пожала плечами.

— Невеста у вас есть?

— Нет.

— Подружка?

— Была…

Но можно ли назвать подругой женщину много старше себя, которая спасла ее от смерти?…

Три года назад

Она с трудом выбралась из оврага, после того как ее скинула лошадь, и помчалась, не чуя ног под собой, не зная куда бежит. Ужас и боль гнали ее, как зверька почуявшего пожар за спиной. Так оно и было — замок пылал вместе с привычной жизнью, любимыми вещами, близкими и родными людьми. Она не могла почувствовать запах гари, услышать испуганное ржание лошадей в конюшне — слишком отдалилась от дома, и все же ей мерещился запах пожарища, слышались крики отчаянья, горькие рыдания и жалобное ржание ее любимицы Эстеллы.

Ее искали — мелькнувшая меж деревьев рубашка привлекла внимание одного из всадников и тот, призывая других, во весь опор погнался за девушкой.

Тот галоп наперегонки с лошадью, больше схожий с бешенным бегом от смерти, горя и видений того ужаса, что накрыл в предрассветном тумане ее родной дом, Исвильда никогда не забудет. В босые ноги впивались камни и сучки, слезы заливали лицо, и только лес впереди, однотипный пейзаж, где одна сосна похожа на другую. А позади топот летящих коней, крик, хохот и улюлюканье.

Гонка за жизнь длилась, казалось вечность и, убила бы ее, продлись дольше. Воздуха уже не хватало, легкие разрывало от боли, ноги в крови и не слушались, а сердце давно перешло на беспорядочный ритм.

Ей повезло — она запнулась и упала в кусты, с треском ломая телом ветки, покатилась вниз по склону и оказалась на краю болота. Не соображая, что делает, поползла к нему, поднимаясь и падая, рвалась вглубь.