Райдо Витич: Флора и фауна

Виктор передернул плечами. Ясно, Боливар будет держать рот на замке, а границу на засове. И ржать сугубо по приказу. Ох, солдафон!

— Занятных невест он себе выбрал. По инету познакомился?

— Точно. Два месяца переписки и прямиком сюда. Штенлер и Арефьеву отсеял, остановился на Перетрухиной.

Ах, фамилия у тети — песня!

— А чего ж отсеял?

— Узнаете, скажите. Сам от любопытства маюсь.

Я не маялась, тут и ежику понятно, что дядя мэтр интеллектуально развитый, и беседы любит с пищей для ума, и женщину себе ищет с IQ не меньше восьмидесяти. Это было ясно изначально. И видно не мне одной, если его в разработку не десятку дуболомов отдали, а человеку Макрухина — милой, почти не приметной симпатяшке Багире. Ну, помолясь, и не таких crocodiles приручали. В одиночку. А уж с крестным отцом-питоном и всю звероферму — не слабо.

Я захлопнула леп-топ, достала чупа-чупс и сунула его в рот под обалдевший взгляд Нейменова. Он вспотел быстрее, чем я добралась до жвачки в карамели.

Глава 3

Мне всегда жаль убогих, хотя я знаю, что именно эта стая самая опасная. Животинку убогую подбери, обогрей, и будет служить тебе верой и правдой до скончания веку, любой ласки радуясь, а человек избалуется, обнаглеет, начнет требовать все больше и больше. Погладь раз такого по голове и понеслось: а вот еще за ушком почеши и косточку дай, да самую лучшую, и попонку мне норковую, и тапочки хрустальные. И вообще: приручила? Теперь век мне обязана!

Да, убогие самые предсказуемые, поэтому на одного из встречающих — лопоухого, невзрачного шкелябрика я внимания специально не обратила. Стоит чучело в одежде китайского производства, людей пугает, и пущай стоит — работа у него такая, Богом от рожденья задуманная. А вот второй экземпляр мое внимание привлек — люблю таких, дерзких. Загорелый брюнет, тело хоть сейчас в студию к художникам позировать и физиономия не подвела, выдала элитную родословную. Глаза с наглым прищуром и насмешливыми крапинками радужки. Манеры уверенного, но не самоуверенного самца.

Экземпляр маялся от безделья, видно с непривычки, и… сосал чупа-чупс.

Руки в бока, ветровка спущена с плеч и висит на локтях, рубашка до пупка расстегнута и открывает взору заманчивую литую плоть груди и милую серебряную безделушку — мини раку святого Николоса. Так ты еще и верующий, лапочка?

— Мои товарищи, — бросил Нейменов, устремляясь к ним как ледокол к Арктике.

Мог бы и не озвучивать, и так ясно — они одни такие, приметные. Чучело под криминального босяка косит, из-под кепочки Гиви серьезным оком зорко прилетевших оглядывает, а атлет щерится, сканируя местность насмешливым глазом легко и незаметно.

Сейчас порадую трудяг своим обществом и малость развлеку спазмированный от трехчасового общения с господином Нейменовым мозг.

— Привет! — дорвался, наконец, до их дружеских лапок Виктор. — Вот… — ко мне развернулся.

— Шахерезада Ивановна Доберман, — бодро гаркнула я и влюбленной дурой повисла на руке Нейменова. Чучело малость перекосило в попытке сложить служебные файлы и зрительные, взгляд прошелся от носка моих английских туфелек до белокурой челки, дольше приличных трех секунд оценивая ножки — ну, оно и понятно, метр двадцать переварить немало времени надо. А коллега ничего не перепутал? Того ли он привез, батенька? — выдало табло лица.

Виктор замер, недоверчиво косясь на меня и решая: сейчас меня от своего тела отринуть или еще пару лет подождать. Атлет же с любопытством уставился в мои глаза и хмыкнул, обратившись к Виктору:

— Смотрю, не скучно тебе было.

Нейменов рот открыл, желая высказаться, но я его голос три часа слушала и более не желала — не Шаляпин, однако, потому опередила:

— Да. Ваш друг маньяк. Весь полет зверски насиловал меня на виду пассажиров, — добавила я пищи для размышления «чучелу», удлиняя паузу. Нейменов нахмурился, отпрянув от меня, его собрат обрабатывал полученную информацию и лишь атлет сообразил, о чем речь сразу:

— Витька мастер мозг трахать, — согласился, выплюнув палочку от леденца прямо в урну слева от него. — Кирилл, — подал мне ладонь.

Фи, моветон! — поморщила я носик и царапнула ноготком ему пальчик. Следом и у чучела, наконец, файлы сошлись.

— Петр, — представился робко.

— Перестань, — кивнула я.

— Что "перестань"? — озадачился он.

Я вздохнула: два однотипных, слово в слово, вопроса, за каких-то шесть часов — многовастенько для меня. Как бы мозоль, отвечая, на языке не заработать: