Дэвид Веллингтон - Тринадцать пуль

— Нет уж, спасибо. — Кэкстон поморщилась. — Теперь, когда дело закрыто, я с монстрами покончила. Вы можете сохранить свой титул единственного в Америке охотника на вампиров. Думаю, я так и прилипну к нарко-алкоконтролю и всякой аварийной мелочовке. Но откуда пошли все эти истории, если ничего не работает?

— Все просто. Кому понравится история с плохим концом? До прошлого века, когда появилось надежное огнестрельное оружие, вампиры расправлялись с нами только так. И поэты-прозаики меняли некоторые детали, чтобы не вгонять публику в депрессию тем, насколько ужасен может быть мир.

— Но если они только сравнили вымысел с реальностью…

— В этом-то и дело — не сравнивали они. — Аркли вздохнул. — Каждый раз, когда вампир появляется среди честного люда, они говорят: «Я думал, они давно вымерли».

— И все потому, что в одно и то же время в мире не может быть больше горстки вампиров. И слава тебе, Господи, за это. Если бы они встречались чаще, если бы они были лучше организованы, то нас бы уже не стало.

Кэкстон нахмурилась, стараясь не слишком-то задумываться обо всем этом. Оставшийся путь до Карнарвона она проехала без единого слова Аркли же был молчун хоть куда — факт, который она только-только научилась ценить. Некоторые вещи не стоили обсуждения.

Когда они прибыли, патрульные машины трех различных ведомств были припаркованы на рулонном газоне возле охотничьего домика: полиции штата, окружного шерифа и единственный автомобиль местного полицейского, мужчины средних лет в темно-синей униформе, который стоял в стороне с таким видом, будто его тошнило. Формально это было место преступления, и он должен был дать разрешение Кэкстон и Аркли войти. Они ждали, пока он наконец изучит их удостоверения.

— Сможешь выдержать все это? — спросил ее Аркли.

Это прозвучало вовсе не как вызов, но она восприняла его именно так.

— Приятного будет мало.

— Я соскребала с асфальта победительниц выпускных балов, крутой вы наш, — огрызнулась она. — И выколупывала зубы с приборной доски, чтобы можно было сравнить со слепками десен.

Аркли только сухо хохотнул в ответ на ее браваду.

С пятидесяти футов все выглядело не так уж и плохо. Сам домик смотрелся более обихоженным, чем предполагала Кэкстон. Он стоял возле журчавшего ручья, скрываясь в тени нескольких высоких ив. Большая часть охотничьих домиков, насколько знала Кэкстон, представляли собой насквозь продуваемые бревенчатые лачуги с крышами крутыми и остроконечными, дабы они не обрушились под массой снега зимой. Жилище Фаррела Мортона можно было назвать скорее охотничьей резиденцией. Большой главный корпус с множеством окон смыкался с флигелем поновее и с тем, что Кэкстон сочла кухонной пристройкой, судя по обилию труб и дымоходов. Вдоль всего здания тянулась веранда, уставленная креслами-качалками, сделанными из грубо обтесанных коряг, на которых все еще сохранилась кора. Под коньком крыши Фаррел Мортон повесил ярко разрисованный шестигранный знак — старинный оберег от нечистой силы пенсильванских голландцев.

По-видимому, действовал он не очень хорошо. Копы в расстегнутых у горла форменных рубашках и сдвинутых шляпах рыли ямы и снаружи, и на заднем дворе. Глубоко копать им не пришлось.

— Я думала, все жертвы вампиров превращаются в немертвых, — заметила Кэкстон, глядя на гору костей и разложившейся плоти в одной из ям.

Личинки шевелились в грудной клетке. Лоре пришлось отвести взгляд. Это было хуже, чем дорожные аварии. Те трупы были свежими, и цвет у них был нормальный. Эти пахли хуже. Просто ужас как пахли.

— Только если он велел им восстать, — пояснил Аркли. — Слишком много слуг ему не нужно, особенно если он не хочет светиться. Немертвые могут маскироваться не хуже, чем вампиры. Но вампира жажда крови вынуждает убивать все новые жертвы, и он не захочет, чтобы три десятка рабов слонялись по округе, привлекая к себе внимание.

— Ближе к сотне, если вы считаете этих, внутри. — Это сказал местный коп.

Лицо у него было все еще зеленоватое, но удостоверения он все же проверил. Он вернул их Кэкстон и Аркли и позволил им пройти внутрь.

Когда Кэкстон увидела кухню, она почти пожалела, что он им не отказал. Картина внутри была бессмысленной, и мозг отказывался воспринимать ее. Запах ввинчивался в голову. Он был гадким, отвратительно гадким, но, что еще хуже, он был неправильным. Бессознательная часть ее мозга говорила, что этот запах означал смерть, и от него хотелось бежать куда глаза глядят. Лора чувствовала, как он ерзает у основания черепа, пытаясь сползти по позвоночнику вниз.