Алексей Полстовалов - Холм

Не знаю, откуда оно пришло, но вскоре оно переросло в уверенность: да я находился на Земле. И самое чудовищное заключалось в том, что с этой уверенностью пришёл страх! Да, я предпочёл бы оказаться на любой планете за сотни миль от родной Земли, но только подальше от этого места, названия которому я найти не мог. По-моему, я повалился на землю без сознания. Когда я пришёл в себя, первое, что я почувствовал, был вернувшийся страх. Потом я ощутил какие-то странные толчки, идущие откуда-то из-под земли, как будто кто-то пытался вырваться наружу. Это заставило меня подняться на ноги, ибо невыносимо было лежать, прижимаясь ухом к земле, и слышать эти глухие удары. Я зажал уши, чтобы хоть как-то заглушить их, но они проникали в мозг не смотря ни на что… Когда я нашёл в себе силы оглянуть эту ужасную местность ещё раз и окинуть её более внимательным взглядом, по возможности, очищенным от эмоций, я заметил, что пейзаж (если можно было назвать то, что предстало моим глазам, этим мирным словом) был не таким однообразным, как это могло показаться на первый взгляд: милях в трёх от меня, одинокий, как могила самоубийцы, возвышался холм. Он походил на могильный курган, и первой моей мыслью было то, что удары эти шли из самого сердца этого холма, производимые заточёнными там в незапамятные времена племенами. О, если бы я тогда знал правду! Но я пошёл именно в направлении холма. “Безумие”, – скажете вы. Да, может быть, но что мне ещё оставалось делать? Ведь я знал, что ещё несколько минут оцепенения в этом месте, где даже воздух наполнен смертью, и мои и без того слабые нервы не выдержат… Бездействие – вот что пугало меня даже больше, чем холм. Ибо бездействие значило безумие, а нормальный человек никогда не поймёт, что такое безумие для того, кто ждёт его всю свою сознательную жизнь… Кажется, что пора бы уже смириться с волей жестоких богов, но надежда живёт, хотя ты пытаешься безуспешно задавить её…

Не чувствуя ног, которые, казалось, онемели от страха, и весь дрожа от какого-то непонятного возбуждения, я приближался к холму. Звуков, я помню, не слышал, наверное, потому, что мой мозг просто отказался воспринимать их, да и не было никаких звуков, кроме этих безумных ударов из-под земли. Перед глазами плавали тёмные круги, и вообще свой путь до холма я помню плохо, помню только страх, страх перед тем, что ждёт меня впереди, перед тем, что сойду с ума. Только страх… Сколько я полз к нему, я не знаю, ибо казалось, что даже время умерло в этом месте. Можно сказать, что в себя я пришёл только когда подошёл вплотную к холму. Он нависал надо мной, подавляя волю, превращая в маленькую мошку, бессильного червя. Наверное, я снова потерял сознание, когда же очнулся, стал чётче осознавать безвыходность ситуации: я не мог выбраться из того проклятого места, отчаяние объяло мою душу. Тем не менее, я нашёл в себе силы подняться на ноги. Неровными шагами побрёл я вокруг холма, ибо что мне ещё оставалось делать? Холм был невелик, но мне потребовалось часа полтора, чтобы обойти его, ведь ноги мои по-прежнему отказывались держать меня.

Когда я подобрался к тому месту, откуда начал свой обход, по крайней мере, как мне тогда показалось, я обнаружил то, на что сперва не обратил внимания: вообще весь курган был покрыт мелкими трещинами, как будто почве там не хватало воды, хотя я вообще сомневаюсь, что земля в том месте вообще когда-либо знала воду, однако одна трещина была крупнее других, настолько, что в неё можно было просунуть голову. Я подполз к этой трещине, и, будучи немало заинтересован тем, что же производило те странные звуки (а в том, что эпицентром этих ударов, то усиливающихся, то затихающих, был именно холм, сомневаться не приходилось), заглянул внутрь. Сначала глаза мои, не привыкшие к темноте, ничего не увидели, но через несколько минут наблюдений, я с удивлением открыл, что внутренние стены холма слабо светятся неким призрачным серым светом. Но не это заставило меня в ужасе отпрянуть от трещины и, чувствуя, как ладони покрываются мерзким, липким потом, ринуться подальше от холма. То, что я увидел, потрясло меня до глубины души: внутри холма жила бездна, чёрная, кошмарная бездна, но я не оговорился, да, она жила, бездна таила в себе боль, и мука была её жизнью.

Бежал я не долго: ноги подкосились, и я полетел на землю, под которой, как я уже знал, тоже была бездна… Я лежал на земле и безысходная тоска наполнила мою душу: я точно знал, что спущусь в этот проклятый бесконечный мир. Боже! Почему ты позволил мне сделать это, почему не убил на месте? Смерть куда более милосердна, чем то, с чем я теперь обязан жить. Я лежал, и уже представлял себе, как пробираюсь в трещину, как свет, пусть скрытого неземными облаками, но всё же солнца, навсегда теряется по мере того, как я проникаю всё глубже и глубже. Я знал, что это означает мою смерть (о, если бы всего лишь смерть), но что мне ещё оставалось делать? Конечно, мысль о самоубийстве не могла не прийти ко мне в голову: покончить со страданиями вместо того, чтобы отправляться в бездну, но моя трусость, о которой я уже упоминал, остановила меня и на этот раз… Теперь я уже не смогу даже подумать о том, чтобы лишить себя жизни… Холм стоял предо мной, и я, окинув его тоскливым взглядом, медленно пошёл вперёд…

Читать дальше