Алексей Полстовалов - Сын

– Этот рисунок символически изображает взаимоотношения людей. Один из них сильнее другого, но ему необходима его помощь, чтобы достигнуть той силы, которая ему предписана, с другой стороны, и второй не может существовать без первого, ибо тогда его существование теряет всякий смысл, а для человека трудно придумать наказание страшней, чем жизнь наполненная лишь одним – отсутствием смысла".

– Сын мой, ты говоришь о том, что отец должен сделать всё, чтобы сын достиг того, чего он должен достигнуть? Но я и так делаю всё, чтобы ты не испытывал ни в чём нужды".

– И да, и нет, – сказал Артур, – ты забыл о внутреннем рисунке. Я рад, что ты так быстро понял, что подразумевает под собой часть схемы, однако у меня сложилось впечатление, что мы говорим о разных вещах. Ты никогда не задумывался о том, как связаны души людей, о том, что никто и никогда не жил одного раза, но проходил через миллионы и миллионы перерождений, что всё, что мы сейчас переживаем, раньше уже случалось, но несколько по-другому, со своими отличиями, иначе в творении не было бы смысла? Тебя никогда не беспокоила неудержимая тоска по мирам, которые ты видишь во сне, которые все некогда существовали, и ты жил в них, потому что в мире ничего и никогда не берётся из ниоткуда, и значит, всё, что мы ощущаем, действительно существует или когда-то существовало? Но судьбы связаны, и поэтому, в прошлом ты никогда не был один…

Сказав это, Артур закрыл книгу и оставил ошеломлённого отца обдумывать, откуда у его сына появились такие идеи, да ещё и в таком возрасте, в одиночестве. Сказать, что Чёрчстон был напуган, значило бы погрешить против истины: он был просто в ужасе. Самое страшное заключалось в том, что он понятия не имел, что ему следовало делать, да, по правде сказать, он и не знал, что мог он сделать. В средние века, сына его за такие мысли наверняка сожгли бы на костре (да и графа, пожалуй, вместе с ним), и впрямь, в этом было нечто демоническое. В самом деле, откуда у ребёнка, воспитанного в лучших традициях христианства может возникнуть подобное мировосприятие. Предстояло решить, как поступить. Мысль о врачах показалась ещё большим безумием, чем мысли мальчика, ибо единственное, на что можно было рассчитывать, была высылка в родную страну до последующего там разбирательства, которое, наиболее вероятно, закончилось бы тем, что Артура поместили в клинику, откуда, как показывает практика, выходят очень немногие. К служителям церкви обратиться также не было возможности, ибо вряд ли кто-то смог бы найти англиканского священника в той глуши, в которой они находились. А других идей у Чёрчстона не было, поэтому он предпочёл выбрать единственный, пожалуй, вариант – ждать, что произойдёт дальше. Оставалась ещё надежда, что через некоторое время всё пройдёт само собой. Граф ещё надеялся, что смена обстановки благотворно повлияет на мальчика. И естественно, нужно было избавиться от этой проклятой книги. Однако Чёрчстон побоялся сделать это сразу, так как не знал, как отреагирует мальчик на подобный шаг. Не буду осуждать Чёрчстона за подобное решение, но уверен, что знай он, чем всё кончится, он поступил бы иначе.

Двадцать второго Артур снова пришёл к отцу с книгой. На этот раз она была открыта на странице, испещрённой какими-то непонятными знаками.

– Отец, – начал он, – я надеюсь, ты помнишь наш вчерашний разговор. Я уверен, ты много думал над моими словами. Уверяю тебя, я не сумасшедший, по крайней мере, я не более безумен, чем ты или кто бы то ни было другой, из тех, кого принято считать нормальными людьми. То, о чём я заговорил с тобой действительно связано с Книгой, как ты уже наверняка понял, и без неё я не смог бы узнать о том, что мне назначено судьбой. То, что ты узнаешь от меня – лишь малая часть того, что написано в Книге – ужаснёт тебя, и я буду сильно рад, если это не повредит твой рассудок настолько, что ты не сможешь выполнить то, для чего появился на свет. Страх твой мне понятен, ибо сам я пережил нечто подобное, когда впервые услышал о Роке, который уже решил за нас, как мы будем существовать.

– Я не понимаю… – медленно произнёс граф, – я не понимаю смысла этих значков, может быть ты меня научишь, как их читать, и я сам смогу разобраться во всём. Сын мой, ты говоришь о таких вещах, которые я не могу понять, не имея достаточной информации. Я так понимаю, что в книге эта информация есть…

– Как жаль, – перебил сын отца, – что ты ничего не понял. Ты думаешь, что так легко перехитрить меня. Отец, ты ошибаешься, думая, что я всё тот же четырнадцатилетний мальчик, всё изменилось, и мне кажется, что я достаточно ясно дал понять, что такое отношение ко мне неприемлемо. Уже сейчас я в силах разговаривать с тобой о таких вещах, о которых ты знаешь лишь понаслышке, а то и вообще не знаешь, уже сейчас я посвящён в такие тайны мироздания, существование которых люди смогут лишь предположить через тысячи лет. Я знаю, что было раньше, и я знаю, что грядёт. Мне не четырнадцать лет, пойми ты это, и даже если в этой жизни я прожил столь краткий срок, то это не значит, что тысячи лет назад я не жил.