Дмитрий Щербинин - Заклятье красных свечей

— Да что там было то? — спросил он у сестры.

— Промелькнуло там что-то. Здоровенное такое… и, мне показалось, что взглянуло оно на меня. И, знаешь, это был такой мертвенный, тусклый взгляд. Но, при всём том, во взгляде том была такая огромная сила. Он звал меня. Я должна была броситься туда… вниз… Вот и сейчас опять вижу его!

— Да где же он?! — Миша оглянулся, но ничего не увидел.

— Он прямо перед моими глазами. Он зовёт меня… Миша! Мне так сложно ему сопротивляться!.. Ты, пожалуйста, возьми меня за руку. Ты, пожалуйста, уведи меня отсюда!

Миша взял Таню за руку, и поразился тому, какая же она холодная. И тут Таня рванулась к провалу. Большого труда стоило Мише удержать её. И всё же он удержал, и потащил её к дому.

И тут Таня начала сопротивляться. Она шипела: «Выпусти меня! Выпусти!». Глаза её закатились, так что видны были только белки, а из уголка её рта стекала слюна. И только когда Миша дотащил её до порога, Таня успокоилась.

Глаза её приняли обычную форму. Она вынула из кармана кружевной платок и вытерла им слюну.

— Как ты? — заботливо спросил Миша.

— Сейчас отпустило, — ответила Таня. — Но это так жутко! Я не контролировала себя. У меня не было воли. Если бы ты меня не удержал, я бы провалилась туда…

И вот они вернулись в дом, и рассказали матери, что колодец провалился ещё ночью. Они добавили, что рядом с провалом земля ненадёжная, и не в коем случае нельзя приближаться туда.

Вернулся отец, и выслушал окончание их разговора.

— Вот, теперь мы ещё и без воды, — сказала мать.

На это отец ответил:

— Ничего страшного. Я по карте посмотрел и, оказывается, здесь в пятистах метрах в лесу бьёт родник. Вот там и наберём воду.

— Никаких лесных походов. Убираемся отсюда. — грозно отчеканила мать. Ты машину починил?

— В общем, с машиной дело плохо, — ответил отец. — Похоже, двигатель окончательно сдал. Придётся добираться до шоссе пешком…

Миша склонился к Тане и прошептал:

— Похоже, сейчас здесь разыграется семейная сцена. Пойдём наверх…

Таня кивнула, и вот они поднялись наверх, в ту комнату, где накануне едва не расстался со своей душой Миша.

Миша сразу подошёл к стене, которая примыкала к холму. Он внимательно начали эту стену разглядывать, высматривая хоть какое-то подобие двери.

Составляющие стену бревна были чрезвычайно ветхими. Многочисленные трещины рассекали их. Одна из трещин была шире иных. Миша нагнулся к ней, заглянул внутрь. Он ничего не увидел, только черноту, но почувствовал поток холодного воздуха.

И тогда он обратился к Тане, которая, бледная и испуганная, стояла в дверях:

— По ту сторону определённо что-то есть. Надо бы расширить эту трещину.

— Нет, не надо. Нет, — испуганно зашептала Таня, — Здесь всё такое злое, такое враждебное. Теперь я понимаю: нам надо убираться отсюда немедленно. Бежать и не оглядываться. И хорошо, если нам удастся убежать. Но, если мы сунемся туда, куда не следует, то нам точно не уйти. И нас ждёт что-то более страшное, чем даже смерть.

Миша понимал, что Таня правильно говорит. Но при всём том упрямство двигало им. Он хотел узнать тайну. Он хотел увидеть и пережить что-нибудь такое, о чём можно было бы вспоминать всю дальнейшую жизнь.

— Не хочешь, не помогай мне, — фыркнул он. — Зато я, быть может, найду настоящий клад.

И вот он бросился в коридор, и через несколько мгновений вернулся, сжимая в руках тонкий, железный брусок, который приметил ещё накануне. Он просунул брусок в трещину, и уподобил его рычагу: рванул им вверх и чуть в сторону.

Результат превзошёл все ожидания. Значительная часть стены обвалилась. И несколько брёвен придавили Мишу к полу.

Таня сразу же бросилась к нему, помогла выбраться, спрашивала:

— Ну, как ты?

— А-а, ничего… всё нормально… живой…

Он пошевелил конечностями и добавил:

— Кстати, и без переломов… кажется…

Что касается родителей, то они так поглощены были «семейной сценой», что даже не обратили внимания на грохот, вызванный обвалом стены. А грохот, надо сказать, был немалым.

Итак, Миша и Таня поднялись на ноги, и взглянули в образовавшийся проём. Солнечные лучи, которые проникали сквозь пыльные окна в комнату, лишь на пару шагов высвечивали то, что было за проёмом. А дальше сгущалась темнота.

И они увидели, что сразу же за стеной начинался выложенный широкими каменными плитами пол. Причём на плитах высечены были фигуры переплетенных, и изувеченных до неузнаваемости людей, животных и ещё каких-то тварей, которым и имени то не было.