Теодор Шторм - Дом Булемана

Как уже говорилось, господин Булеман не привез с собой жены и детей; вместо них на следующий день после похорон старого залогодателя какой-то матрос принес в плотно завязанном мешке с борта корабля в дом двух котов необычайного размера, желтого и черного. Эти звери в скором времени стали единственной компанией своего хозяина. Регулярно в полдень они получали еду, которую специально для них с затаенной злобой готовила каждый день фрау Анкен; после еды, когда господин Булеман имел обыкновение вздремнуть, коты с сытым видом садились рядом с ним на диван и сонно смотрели на него, слегка высунув языки, своими зелеными глазами. Если они занимались охотой на мышей в нижних комнатах дома, во время чего старуха-экономка не упускала возможность дать им тайком пинка, то, конечно же, пойманных мышей они приносили в зубах своему хозяину и показывали, прежде чем забраться под диван и сожрать их. Когда наступала ночь и господин Булеман сменял яркий колпак на белый, ночной, он отправлялся вместе с котами на большую кровать с альковом в соседней комнатке, где засыпал под мерное урчание улегшихся в его ногах зверей.

Однако иногда эта идиллическая жизнь нарушалась извне. В течение первых лет все же приходили некоторые владельцы проданных вещей, которые были в свое время оставлены в залог, и требовали, предлагая вернуть полученную за это сумму, выдачи своего заложенного имущества. И господин Булеман, опасаясь возбуждения уголовного дела, в результате чего могли всплыть наружу его махинации, вынужден был запускать руку в свои большие сундуки и с помощью той или иной отступной суммы покупать молчание пострадавших. Это делало его еще более нелюдимым и озлобленным. Деловая связь со старьевщиком давно прекратилась. Одиноко сидел он в своей комнатке с эркером, погруженный в решение уже давно занимавшей многие умы задачи — высчитывание надежного лотерейного выигрыша, посредством которого он со временем надеялся многократно приумножить свои богатства. Теперь уже и оба больших кота, Грапс и Шнорес, стали страдать от его дурного настроения. Если иногда он ласкал их, гладя своими длинными пальцами, то в какое-то мгновение, когда что-то не сходилось в его расчетах, он мог запустить в них пресс-папье или ножницами для бумаги, после чего коты с воем кидались прочь.

У господина Булемана была родственница, дочь его матери от первого брака, которая со смертью последней получила свою мизерную долю наследства и поэтому не имела притязаний на унаследованные им богатства. Ему же не было никакого дела до этой единоутробной сестры, хотя она жила на окраине города в очень стесненных условиях, потому что еще меньше, чем с остальными людьми, господин Булеман любил общаться с бедствующими родственниками. Только однажды, когда вскоре после смерти мужа она уже в довольно зрелом возрасте родила болезненного мальчика, сестра пришла к нему, прося о помощи. Фрау Анкен, впустившая ее, осталась, подслушивая, сидеть на лестнице и вскоре она услышала наверху резкий голос своего хозяина, затем дверь открылась, и женщина, рыдая, стала спускаться по лестнице. В тот же вечер фрау Анкен получила строгое указание не снимать впредь цепь с двери, если эта Кристина явится еще раз.

Старуху все больше пугали колючие совиные глаза и крючковатый нос ее хозяина. Когда он выкрикивал наверху ее имя, или, как он привык на корабле, просто свистел, заложив в рот два пальца, фрау Анкен торопилась явиться на его зов, где бы она ни находилась, и, кряхтя, взбиралась вверх по узкой лестнице, причитая и бормоча себе под нос проклятья.

Однако подобно тому, как господин Булеман сколотил свое состояние, фрау Анкен не совсем праведным путем тоже делала некоторые накопления. Уже в первые годы их совместного проживания на нее напал какой-то детский страх перед тем, что когда-нибудь ее хозяин возьмет на себя хозяйственные расходы и тогда она при его скупости окажется на старости лет в бедственном положении. Чтобы обезопасить себя на этот случай, она соврала ему, что пшеница подорожала, и в скором времени потребовала соответствующего увеличения суммы, отпускавшейся на покупку хлеба. Суперкарго, который только что составил смету прожиточного минимума, ругаясь, разорвал свои расчеты и сделал их заново, включив требуемую сумму в недельный рацион. Достигнув цели, фрау Анкен, для успокоения совести и памятуя о пословице «То, что съедено — то не украдено», не утаивала излишки получаемых денег, а регулярно покупала на них пшеничные хлебцы, которыми она, поскольку господин Булеман никогда не заходил в комнаты нижнего этажа, постепенно заполняла большие шкафы из орехового дерева, освобожденные от своего драгоценного содержимого.