Марк Фрост - Шесть мессий

— …Целую неделю мы играли в Миннеаполисе, перед забитыми до отказа залами, каждый вечер, в этом городе ценят хороший театр, сердечные, доброжелательные северяне, вы понимаете, они привыкли к долгим зимам, это полезный опыт — очень терпеливая и восприимчивая публика…

Пока Ример был поглощен своим монологом, Иаков отдыхал, ощущая, как восстанавливается сердечный ритм. Что ж, для человека, пребывающего в столь незавидном состоянии, он чувствовал себя на удивление хорошо. После пятидесяти лет, проведенных над книгами, неожиданное дальнее путешествие ощущалось как откровение. Есть сэндвичи, наблюдать за впечатляющими американскими пейзажами, проплывавшими за окном поезда, — это воистину воодушевляет. Поля и реки, вечнозеленые леса, горы, вершины которых окрашены пунцовым закатом, — никогда прежде ему не доводилось бывать вблизи столь изысканной природной красоты. Мир казался таким огромным, необъятным, и все попытки его философского осмысления на этом фоне виделись смехотворными. Правда, порой это делало путешествие в собственных же глазах какой-то унизительной глупостью, однако ребе регулярно испытывал подобное чувство, стоя на углу улицы или направляясь к мяснику. Обобщенный стыд есть неизбежная часть человеческого состояния, напомнил он себе. Почему бы не продолжать двигаться вперед? И если окажется, что это всего лишь результат какого-то повреждения его старческого сознания и в конце пути он не столкнется ни с каким ужасным бедствием, так ведь это только к лучшему. Ну а это неожиданное и необъяснимое путешествие по Дикому Западу запомнится его друзьям и знакомым как еще один, может быть, самый яркий пример уже хорошо известной эксцентричности Иакова Штерна.

Он был уверен только в одном: не пройдет и часа, как кондуктор свистком возвестит об отбытии их поезда. Актер всю дорогу будет с упоением разглагольствовать о себе и прервет это занятие лишь с прибытием поезда на место или с наступлением конца света, в зависимости от того, какое событие произойдет раньше. Ну а провести до той поры время в обществе красивой женщины не столь уж страшная участь.

«Может быть, она будет сидеть рядом со мной. Бывает и хуже».

— Шляпа охотника на оленей [11] Шляпа с двумя козырьками, спереди и сзади, и двумя боковыми отложными «ушами», которую традиционно связывают с образом Шерлока Холмса. теперь нарасхват.

— Не может быть!

— Мне говорили, что резко возрос спрос на лупы и трубки.

— Неужели? Никогда бы не подумал.

— Несколько недель тому назад я побывал на костюмированном балу в особняке Вандербильта и могу смело сказать, что каждый третий из гостей оделся мистером Шерлоком Холмсом, — заявил Пепперман, попивая маленькими глотками шампанское из погреба отеля и небрежно поигрывая на рояле, стоявшем перед панорамным окном, выходившим на Пятую авеню. Внизу, по мере того как на город опускалась ночь, все ярче разгорались огни.

— Как все это удивительно, — произнес Дойл вслух и подумал: «Как все это ужасно».

Уютно устроившись в гостиной своих апартаментов в отеле «Уолдорф», куда более просторных, чем любая из квартир, где ему доводилось жить в последнее время, Дойл отщипывал виноград с куртуазной фруктовой композиции величиной с роденовского «Бальзака», пролистывая стопку ежедневных таблоидов. Во всех, кроме одного, самого никудышного, первые страницы были посвящены его приезду, но ни «Геральд», ни какое-либо другое издание не опубликовали ничего, подписанного Айрой Пинкусом или одним из его многочисленных псевдонимов. Все темные секреты, относящиеся к плаванию «Эльбы», так и остались неразглашенными, и, какие бы способы убеждения ни применил к Пинкусу Джек, оставалось лишь облегченно вздохнуть.

— Может быть, тот странный малый, которого мы встретили в вестибюле, тоже был на костюмированном приеме, предположил Дойл.

Старомодно одетый, смахивавший на грушу господин в холмсовских регалиях и двое равным образом подозрительных соучастников, подкараулив писателя при входе в гостиницу, выросли у него на пути.

— Мистер Конан Дойл, мы полагаем? — прозвучал вопрос, а по получении утвердительного ответа они с каменными лицами церемонно вручили ему табличку с гравированной надписью: «В ПАМЯТЬ О ПЕРВОМ ВИЗИТЕ МИСТЕРА АРТУРА КОНАН ДОЙЛА В АМЕРИКУ И В ЗНАК ПОЧТЕНИЯ ОТ ОФИЦИАЛЬНОГО НЬЮ-ЙОРКСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ АССОЦИАЦИИ ЛЮБИТЕЛЕЙ БЕЙКЕР-СТРИТ».

Эта организация, о которой Дойл никогда не слышал, по словам Пеппермана, спонтанно зародилась из шерлокомании, как поганка после дождя.