Марк Фрост - Шесть мессий

— А это где?

— Дальше по улице.

— Там останавливаются все гости?

— Вы тоже остановитесь там, сэр.

— Ну и почему было сразу не сказать…

Их разговор прервало неожиданное событие: по улице во весь опор, не обращая внимания на разбегавшихся в стороны прохожих, мчались пятеро всадников. Они остановились у здания, в отличие от прочих выстроенного из глинобитного кирпича, на манер ранчо или гасиенды; над его крыльцом красовалась вывеска: «Дом надежды». На крики всадников оттуда вышел и поспешил по ступеням им навстречу могучий мужчина в сером плаще — тот самый, которого прошлой ночью Фрэнк видел с отрядом в пустыне.

Пятеро в добротной, но покрытой пылью от долгой скачки темной одежде. Один ранен, остальные помогли ему спуститься с лошади. На бедре окровавленная повязка, рана, похоже, что огнестрельная. Высокий блондин — скорее всего, вожак всадников — что-то прокричал здоровяку. Что-то насчет добровольцев.

Вот дерьмо!

Здоровенный детина пролаял указания. Люди в белом уводили лошадей, тогда как из Дома надежды, чтобы помочь отнести раненого внутрь, выбежали несколько человек в черном. Один из всадников, тоже блондин, но пониже ростом, перед тем как последовать за остальными, вытащил из седельной сумы саквояж. Не прошло и минуты, как улица вернулась к обычному ритму: никто не остановился, чтобы полюбопытствовать или посудачить со знакомыми о том, что только что видели.

«Все это не похоже ни на один маленький городишко из тех, какие я видел, — подумал Фрэнк, удивляясь тому, что здешний люд не побросал все дела. — В любом другом месте все чесали бы по такому случаю языками никак не меньше часа».

Он посмотрел на рослого мужчину, поднимавшегося по ступеням Дома надежды, и тут его как обухом по голове ударили.

Господи, это же он, Корнелиус Монкрайф.

Записной громила на службе у железной дороги.

Десять лет назад Монкрайф нагрянул в Тумстоун и прямо в полном народа салуне чуть не забил до смерти своего несчастного маленького счетовода. Он объяснял рукоприкладство тем, что бухгалтер пустился в бега, прихватив с собой двадцать тысяч долларов из кассы. Может, и так, но Фрэнк и другие помощники шерифа не нашли у бедолаги никакой наличности, сам же он выдвигать обвинение отказался, и привлечь Корнелиуса за нападение не имелось возможности. И вообще этот Монкрайф вел себя крайне вызывающе.

«Какого черта он тут делает?»

— Ладно, где тут гостиница?

Выйдя из барака, чтобы посетить отхожее место, Канацзучи ускользнул из зоны размещения рабочей силы: охрана утром была не слишком бдительна, тем паче что она присматривала и за раздачей рабочим пищи. Котлы с овсянкой и черствый хлеб доставляли в расположенный неподалеку сарай, оборудованный под столовую.

Продвигаясь между хижинами, Канацзучи, подражая одетым в белое местным жителям, скривил губы в такой же, как у них, бессмысленной улыбке, и ни один взгляд не остановился на нем дважды. При дневном свете он увидел, что ни один из этих домишек не был окрашен или оштукатурен. Четыре стены и крыша из гофрированной жести.

Во сне он получил указание найти священные книги в подземных помещениях под церковью, но пока ему не удалось придумать, как туда попасть. Работы велись постоянно, и территория круглые сутки была запружена народом.

Взгляд Канацзучи наткнулся на закругленную крышу высокого здания на юге; японец двинулся в том направлении и по дороге услышал звуки, которых не было вчера.

Детские голоса! Смех!

Японец поспешил в ту сторону, откуда они доносились, и вышел к большой площадке, обнесенной оградой из колючей проволоки. В этом загоне играли в мяч и бегали наперегонки детишки — около сотни, обоего пола и всех цветов кожи. Все не старше восьми или девяти лет.

Неподалеку от площадки тянулись низкие здания — жилые корпуса.

По периметру ограды стояли взрослые. Они не участвовали в игре, не старались поощрить или приободрить участников; просто стояли и смотрели.

Теперь японец увидел достаточно, чтобы понять: люди в городе жили под воздействием самой мощной формы ментального контроля, с которой ему приходилось сталкиваться. Попытка проникновения в сознание рабочих оказалась безуспешной. Он не мог определить, каким образом и почему эти люди оказались во власти какой-то групповой иллюзии, ибо их мысли ограждала глухая, непроницаемая стена, однако… какова бы ни была природа энергии, обеспечивающей власть над сознанием этих людей, она уже начинала приходить в упадок.