Марк Фрост - Шесть мессий

По пути его не облаяла ни одна собака: домашних животных здесь не держали, что казалось странным для столь большой общины. Он не слышал смеха, в любом другом городе преобладавшего среди ночных звуков: смеются родственники, любовники, собутыльники — кто угодно. Здесь ничего подобного не было. И еще Канацзучи не увидел детей и не услышал их голосов. Здесь жили люди обоего пола, но без детей.

Выйдя из-за угла, он лицом к лицу столкнулся с пареньком лет пятнадцати, несшим ведро с помоями. Оба застыли на месте; подросток устремил на него пустой, безжизненный взгляд, потом повернулся и побрел прочь.

Канацзучи подхватил с земли камень, скользнул за угол ближайшего здания и затаился. Спустя несколько мгновений появились двое взрослых мужчин с фонарями, озиравшиеся в поисках чужака. Наверняка их послал сюда юнец.

Японец постарался как можно дальше бросить камень в противоположном направлении, и, когда тот застучал по жестяной кровле, люди повернулись и поспешили на звук.

Скоро Канацзучи добрался до края поселения, до стройки оставалось примерно полмили постепенно идущей на подъем местности. Там высилось здание — огромное, с боковыми крыльями, похожее на гигантскую, положенную набок букву «Е». И в центре этого сооружения вздымалась в небо черная башня из его сна. По углам строение украшали тонкие спиральные минареты, стены сплошь покрывали рельефные изображения — чего именно, ему с такого расстояния было не разобрать. Резчики работали над ними с опоясывающих стены лесов.

Центральная башня, столь же высокая, сколь длинным было здание, казалась почти завершенной. У самой вершины виднелись арочные проемы — похоже, там находилась уже подведенная под черную шиферную кровлю колокольная площадка.

У подножия башни зияли высокие узкие двери. Они были распахнуты настежь, но развешанные полотнища мешали заглянуть внутрь. Утоптанные тропы вокруг церкви вели к рабочим площадкам и каменоломням, пилорамам, инструментальным мастерским, печам для обжига кирпичей. На всем этом пространстве трудилось множество людей, мужчин и женщин, причем не было видно, чтобы за работой кто-нибудь надзирал. Все работники производили впечатление людей старательных и хорошо знающих свои обязанности.

Позади здания на расстоянии четверти мили высилась едва ли не целая гора из однородного камня — светлый монолитный купол, вдвое выше центральной башни. Если смотреть спереди, гора представляла собой что-то вроде сценического задника, на фоне которого башня вырисовывалась особенно сурово.

Именно со стороны этой горы находился не столь активно используемый вход в здание.

Канацзучи наблюдал за работой: люди в белых рубахах периодически выкатывали через задний вход тачки с мусором и вываливали их содержимое на широком пустыре, в ста шагах по направлению к куполу.

Он прокрался к краю площадки и укрылся за земляным отвалом. Когда приблизился следующий работник, японец выждал, пока тот опустошит тачку, затем одним ударом сломал ему шею и оттащил тело за холмик. Там он снял с покойного одежду и надел ее поверх своей. Белая рубаха с открытым воротом оказалась широкой и длинной, что давало возможность скрывать заткнутый сзади за ремень вакидзаси.

Черпая землю пригоршнями, он быстро похоронил тело. Возвращаясь с тележкой, повстречал другого рабочего, тащившего свой груз. Бледный, худощавый молодой человек, налегавший на тачку, едва ли его заметил.

Канацзучи взялся за ручки тачки и последовал по дорожке по направлению к задней двери. Только приблизившись, он по-настоящему ощутил грандиозность черного собора: это было крупнейшее строение, какое ему доводилось видеть. Стоя у подножия, он не мог разглядеть вершину центральной башни.

Кругом кипела бурная деятельность. Одни укладывали плиты шифера на не замощенном участке пола, другие обтесывали арочные проходы, третьи замазывали строительным раствором трещины и щели между каменными блоками. Канацзучи покатил тачку в центральный зал, столь высокий, что его вздымавшиеся над головой стены терялись в сумраке, но ощущались такими же черными и холодными, как во сне.

Он вспомнил планы европейских соборов, которые показывал ему священник в монастыре, и подумал, что это здание выстроено в схожем духе. Холодное, грозное, призванное подавить и напугать молящихся. Храмы в Японии были совсем иными, неброскими, вписывающимися в окружающий ландшафт. Они создавались во имя достижения гармонии и обретения внутреннего мира. Канацзучи не впервые задумался о том, какому же божеству поклоняются жители западных стран, если оно так сильно желает, чтобы его боялись?