Инна Кублицкая - На тихом перекрестке

— Лучше не надо, — повторил неприметный, не делая, впрочем, никаких попыток преградить дорогу.

Она вышла к освещенному кругу и сразу увидела горелое место. Трава выгорела, очертив силуэт упавшего навзничь человека.

— Не осталось даже праха, — сказал ей кто-то. — Дождь и ветер все развеяли.

— Невозможно! — крикнула она, прижимая руку к горлу. Крик получился, как вскрик; чья-то холодная рука взяла ее за локоть, и тот же голос сказал:

— Ему некуда было деться, разве что он умел летать. Когда вышел под грозу, он был, как лунатик, даже не оделся. В таком виде…

Не дослушав, она вернулась к машине и обнаружила рядом с собой неприметного.

— Подвезти тебя? — спросила она. — Или останешься?

— Я грязный, — сказал он, разводя руками.

— Почистят, — небрежно сказала она.

Она высадила его у дома, и сама вышла на мощенную плитами площадку.

— Мы убили его, — сказала она вдруг негромко, и неприметный, уже было совсем попрощавшийся, повернулся к ней.

— Стихия, — проговорил он. — Грозе не прикажешь. Не думайте об этом. — Он сунул руку в карман и вытащил оттуда три самодельных пластмассовых кубика. — Знаете, что это? Это волшебные кубики. Их подарил мне двоюродный брат, когда было нам лет по двенадцати. Надо загадать желание и бросить. Если выпадет шестерка, оно исполнится. За все эти годы у меня шестерка выпадала только два раза. Сейчас загадаю. — Он встряхнул кубики в ладонях и уронил их на плиты площадки. Выпали три шестерки.

— Твое желание исполнится, — сказала она.

— Подарить вам их? — с готовностью предложил неприметный. — Вам они тоже исполнят три желания.

Она взяла из его рук кубики, встряхнула, зажмурилась, задумывая желание, и бросила. Три шестерки.

— Может быть, мы загадали одно и то же желание? — предположил неприметный. — Я загадал, чтобы Тихоня был жив и здоров и все у него было в порядке.

— Я тоже, — призналась она. — Но так не бывает.

Мчалась машина по утреннему, еще не проснувшемуся городу. Летний рассвет уже развеял тьму на северо-востоке, но улицы пустынны, в окнах редко где горит свет. Очень рано.

Этюд в серых тонах: железобетонные дома серые; асфальт серый; уходит за ночью серая туча; седой от росы кажется трава на газонах; и в серой машине едет дама в сером костюме.

— Остановите, — говорит она водителю, когда они едут мимо сквера.

Дама выходит из машины и идет по каменной дорожке под липами, без цели, без мыслей — просто потому, что нет больше сил оставаться в машине.

Вспомнилось вдруг даме:

Дама прикрыла на мгновение глаза, а когда открыла, краем глаза заметила среди темно-зеленого куста что-то розовое. Пион. Он был еще недавно плотно сжатым шариком, а теперь чуть раскрылся, застенчиво показывая свету свои нарядные лепестки.

Подступили к горлу слезы, закружилась голова, и услышала дама возмущенный голос за спиной:

— Что вы делаете!

Дама оглянулась. Пожилой уборщик, мимо которого она прошла, не заметив, как мимо неизменной принадлежности сквера, смотрел на нее, и лицо его было уже не сердитое, а участливое:

— Вам плохо?

Она покачала головой и торопливо пошла к машине, водитель быстро открыл дверь и глянул ей в лицо, ожидая приказа. Усаживаясь на заднем сиденье, дама чувствовала, что разрыдается, если произнесет хоть слово; она просто махнула рукой, и автомобиль тронулся. И только сейчас дама заметила, что из сжатого ее кулачка выглядывает розовый лепесток. Она раскрыла ладонь — смятая головка пиона упала на колени. Она схватила ее и выбросила в окно, но легче ей не стало.

Серый автомобиль замер у светофора, рядом остановился междугородний автобус, и, скользнув взглядом по сидящим в нем пассажирам, дама чуть не закричала. Тихоня, живой и здоровый Тихоня сидел у окна, рассеянно поглядывая на улицу. Видение? Вот он встретился глазами с ее испуганным взором, узнал, улыбнулся, кивнул, шевельнул губами… Наваждение?

Красный цвет сменился зеленым, ряды машин неровно тронулись с места. Тихоня помахал ей рукой. Она подняла ладонь, и серый автомобиль поехал прямо, а автобус свернул на перекрестке.