К двадцати семи годам Мартен был уже столь крупной фигурой, что мог позволить себе не участвовать напрямую в делах, на которые посылал своих бойцов. Он стал осторожен; он, конечно же, уже попал в поле зрения полиции, но не давал теперь повода взять его на горячем. Деньги приходили в его руки уже чистыми, неоднократно обмененными; ни к чему, что могло бы послужить уликой против него, он не прикасался, а что касается его редких встреч с сообщниками — ну и что? нельзя уж и рюмочку пропустить с друзьями детства…
Ему становилось тесно в низах северингийского общества; не то чтобы он хотел громкой славы, но честолюбие у него имелось. А выбиться в верха с его происхождением шансов было мало. Даже деньги не могли помочь: в консервативной Северингии невозможно войти в респектабельное общество с капиталом сомнительного происхождения — нувориша все равно будут сторониться и тихо презирать.
Наметив путь через Париж и Амстердам, Мартен уже готовился превратиться в француза — к иностранцам люди не так придирчивы, — но случай помог ему легализоваться другим способом.
Однажды, зайдя в небогатый театрик на окраине города, он увидел в одной из лож элегантно, будто на большой бал, одетую женщину. Лицо женщины было закрыто вуалью, но Мартен сразу понял, что перед ним настоящая дама. Он, правда, уже видал кокоток, похожих на принцесс, но женщина в ложе не была ни кокоткой, ни принцессой — по мнению Мартена, это была настоящая светская дама.
Дама под вуалью была одна, без сопровождения.
Мартен, поведя глазами, нашел кого-то из служащих театра и поманил к себе. Всего за десять крон он выяснил, что дама приехала в наемном фиакре и купила место в ложе.
Недолго думая, Мартен прошел в ложу и заговорил с незнакомкой под вуалью.
— Прощу прощения, сударыня, — проговорил он учтиво. — Не знаю, что случилось с вами, что вы очутились в этой дыре, но мне кажется, это место для вас совсем не подходит.
— Да? — обернулась дама и благосклонно спросила: — А где же мне место?
Она слегка шепелявила; Мартену уже приходилось слышать нечто подобное — он сам много раз попадал в переделки, после которых челюсти плохо слушаются хозяина.
— В таком великолепном наряде вам бы сейчас блистать в «Принце Альберте», — Мартен имел в виду прием, который начинался как раз сейчас в самом фешенебельном отеле Корисы.
— В «Принце Альберте»… — горько повторила дама. — В таком вот виде?
Она приподняла вуаль. Света в ложе было мало, но Мартену хватило, чтобы убедиться в своих подозрениях: на лице дамы действительно были заметны синяки и ссадины.
Но главное — он узнал эту даму! Это была великая Анна-Эванжелина, звезда синематографа! И как раз на днях все газеты Европы трубили, что Анна-Эванжелина попала в автомобильную аварию; серьезных повреждений она не получила, но красивой женщине порой кажется, что лучше сломать ногу, чем оцарапать шею или сковырнуть ноготь.
Для Мартена вид синяков на женском лице не был внове, и, поужасавшись для виду, он сказал участливо:
— Не огорчайтесь. Немножко грима — и этого ужаса не будет видно вовсе. Уверяю вас!
— О боже! Да на мне уже столько пудры! — возразила Анна-Эванжелина.
— Пудра — это ничто! — горячо заверил ее Мартен. И с поклоном предложил: — Если вы не будете против, то я вызовусь вам помочь. Может быть, мы придумаем что-нибудь…
Почему Анна-Эванжелина согласилась пойти с ним? Что сыграло свою роль: любезный разговор, хорошая одежда или удивительная мальчишеская улыбка неизвестного ей кавалера? А может, несмелая надежда, что этот молодой человек в силах сотворить чудо?.. Как бы то ни было, но великая Анна-Эванжелина ухватилась за протянутую ей соломинку. И нисколько не пожалела об этом.
Тем более что Мартен позаботился о том, чтобы у великой Анны-Эванжелины не зародилось и тени подозрения относительно его намерений — в самом деле, не могла же звезда синематографа пойти куда-то невесть с кем?
— Вы простите, если я оставлю вас на минутку? — сказал он, будто не замечая ее колебаний. — Я здесь с сестрой и, если вы позволите, сейчас я позову ее.
Анна-Эванжелина улыбнулась и отпустила.
На его счастье, еще раньше Мартен заметил в зале одну из знакомых девиц. На проститутку, кем она была на самом деле, девушка не была похожа ни одеждой, ни поведением — лицо ее выглядело свежим и задорным, и, что весьма было ценно, она умела не теряться в затруднительных положениях. Звали девушку Кириена.
Мартен пробрался к Кириене, сунул в руку банкноту и шепотом быстро объяснил, что ей придется разыграть роль его сестры.
Читать дальше