Инна Кублицкая - На тихом перекрестке

Однако игры с психологом быстро утомляли. Хорошо бы сегодня пришла дама из надзора. А еще лучше — старший инспектор Коэн.

Но не было ни психолога, ни дамы из надзора, ни — увы! — старшего инспектора Коэна. Был щуплый невзрачный человек, лицо которого показалось Занни знакомым. Она напряглась, насторожилась. На глазах вдруг выступили слезы.

— Занни, что с тобой?! — встревожился посетитель.

— Кто ты такой? — требовательно спросила девочка.

— Я Майк, — объяснил он. — Помнишь, я нашел тебя на улице Шевальер…

Занни терпеливо выслушала его сбивчивый рассказ и даже, кажется, смутно что-то припомнила.

— А, так это ты мне открытки присылаешь? — сказала она, успокаиваясь.

— Да, я. Никак не мог, понимаешь, раньше тебя навестить… Ну, то я был занят, то потом тебя в семью отдавали…

Он неловко замолчал и начал выгружать из сумки конфеты, печенье, булочки, фрукты, большую коробку с куклой.

— Я в куклы не играю, — сообщила Занни. — Я уже взрослая.

Он огорчился. Было видно, что он представления не имеет, что нужно дарить двенадцатилетним девочкам, и все эти куклы-конфеты купил просто потому, что так принято… зато от чистого сердца. Занни даже пожалела его — распаковала куклу, подержала в руках.

— О какая красивая, — со сладкой улыбкой промолвила она. — У меня никогда такой не было.

Она лгала — бывали у нее куклы и получше этой. Однако гость был такой забавный, что стоило немного подбодрить его.

— Тебе нравится? — с радостной надеждой спросил Майк.

— Конечно! Я же сказала! — ловко изображая искренность, закивала Занни. — А конфеты вкусные?

— Фрукты в шоколаде, — проговорил Майк, протягивая коробку.

— Я их очень люблю, — объявила Занни, развязывая ленточку. — А миндаль в шоколаде там есть?

— Да, кажется, — неуверенно ответил Майк.

Занни открыла коробку, выбрала конфету с миндалем и протянула коробку Майку. Тот неловко тоже выбрал. Занни пошла с коробкой к воспитательнице, надзиравшей за встречей, сделала книксен, как благовоспитанная девочка, и предложила:

— Пожалуйста, угощайтесь, сестра Алиция.

Воспитательница взяла конфету, поблагодарила. Зная каверзный характер негодной девчонки, монахиня заранее сочувствовала посетителю — Занни наверняка затевала очередную жестокую шутку. Следовало бы предупредить Майка, и сестра хотела, улучив момент, тихо сказать ему об этом, но Занни уже кое-что понимала в психологии, поэтому сложила подарки в кучу и повела Майка гулять в парк.

Парк при приюте был старинный, взращенный не одним поколением садовников. В прошлые столетия по его аллеям чинно прогуливались благочестивые сестры, зорко присматривая за пансионерками, порученными их попечению. В те времена здесь проживало около полусотни юных девиц, которым прививались навыки, необходимые для достойного замужества. Однако мировые войны и последовавшие за ними перемены затронули даже патриархальную Северингию, и в монастыре расположился сиротский приют.

Занни знала в парке уйму укромных местечек, но гулять с Майком она вышла на главную аллею, окруженную ухоженным газоном и просматривающуюся насквозь. Майк чувствовал себя неуверенно; прошли годы, и маленькая девочка превратилась в подростка, а как обращаться с подростками, особенно с девочками, Майк не имел ни малейшего представления. Он покорно шел рядом с Занни, ведомый за руку, и отвечал на ее вежливые вопросы. О своем основном занятии, не вполне законном, а потому хоть и приносящем определенный доход, но порой приводящем его в тюрьму, Майк не упоминал, рассказывал о случайных заработках, об улице, на которой живет, о своей квартире.

Он даже немного увлекся, оттаял и заулыбался. А когда Занни заинтересовалась тем, что он живет прямо при въезде на Большой Корисский мост и, возвращаясь домой, почти каждую ночь проходит по нему, Майк охотно и даже увлеченно описал и сам Большой мост, и изгиб его старинного, еще булыжником мощенного горба, и старинного литья решетки, и вид, открывающийся с моста ночью…

Мосты вообще занимали Занни, а когда она услышала, что ночью, когда по всему городу зажигаются огни, высоты моста совсем не чувствуешь, и кажется, будто он лежит прямо на воде, потому что самой реки не видно, а видны только отраженные в ней огни, девочку это буквально зачаровало. Некая новая мысль овладевала ею все назойливее, и лишь привычная раздвоенность — в голове вертится одно, а губы говорят другое — помогла ей вежливо попрощаться с Майком, пригласить его заходить почаще и помахать ему вслед из-под арки ворот.