Андреев мотнул головой, будто пытался выбросить дурные мысли из головы. Знал, ну и что с того? Мало ли кого я знаю в этом городе? А что, если они все погибнут как этот парень — что тогда? Если по каждому неудачнику в этой стране сокрушаться, можно очень быстро уйти на пенсию.
Садясь в машину, он твердо решил сегодня больше не вспоминать о происшествии.
С работы Андреев поехал прямо домой. Все равно до конца рабочего дня оставалось не больше часа. Дома он разулся, скинул с себя рубашку и стянул неудобные брюки, затем залез под душ. Бьющие в лицо и грудь струи горячей воды расслабляли. Андреев оставался в душе около получаса, предоставив воде возможность смывать с кожи грязь дня. Пальцы еще слишком хорошо помнили прикосновение к холодному трупу, а последовавшая за этим дрожь до сих пор бродила по телу.
Как оглянуться на тридцать лет назад, верно? — подумалось ему. И действительно, теперешний Леня Марченко так сильно напоминал тогдашнего Леню, что казался сошедшим с фотографии, запечатленной в шестом классе. На секунду Андрееву подумалось, что он даже видел край пионерского галстука, выпирающий из кармана, и абсурдная мысль «он снял его, прежде чем врезаться в этот фургон», — забилась в мозгу. Андреев добавил горячей воды, и напор стал сильнее. Струйки пара окутывали его ноги, поднимаясь по телу выше, до самой макушки. Он стоял в живом и трепещущем коконе из призрачного материала, отрешившись от всего окружающего мира, и старался не думать больше о мертвеце. Однако мысли лезли в голову сами собой.
Ты видел когда-нибудь на той дороге машины? И почему водитель «Мерседеса» сказал, что не заметил никого на перекрестке? Андреев выдавил на ладонь несколько капель шампуня и принялся тщательно тереть голову, будто надеялся перетасовать мысли, как это с кубиками делают игроки в кости.
Леня. Леня Марченко. Это имя всплыло на поверхности сознания, как всплывает утопленник, раздутый трупными газами. Дима Гробов, Леша Сосковец, Кирилл… черт, как же его звали-то?
Внезапно Андреев понял, что стоит под струями кипятка. Его кожа стала красной, как у вареного рака, наиболее чувствительные участки обжигало огнем. Он поспешил прибавить холодной, но, казалось, из крана вместо воды вдруг полилась кислота. Он смыл остатки пены с тела, завернул оба крана, и вылез из душа.
Уже в комнатах, обернутый полотенцем, Андреев прохаживался из угла в угол и курил. С такой работой, какая у него наличестволась, трудно было оставаться сентиментальным, да он и не стремился. В доме хранилось не больше десятка фотографий — почти все семейные, и только две из них школьные. Именно на этих фотографиях был запечатлен класс, начиная от пятого и заканчивая девятым. Только где они лежали? Андреев порылся в письменном столе, затем в прикроватной тумбочке — ничего, потом вспомнил, что когда-то небрежно бросил снимки в антресоли, где хранился всякий хлам.
Там они и нашлись. Десяток глянцевых фотографий, завернутых в простой лист бумаги.
Нужная фотография оказалась третьей по счету. На ней — около двух десятков лиц, в которых Андрееву сложно было узнать даже самого себя. Шестой класс. Разве этот ушастый мальчишка — и есть он? Улыбка скользнула по серьезному лицу следователя. Рядом — такие же детские неоформившиеся физиономии Димы Гробова, Лешки Сосковца, Кирилла… как его там по фамилии-то? В нижнем ряду — девочки и пара мальчиков в старомодных школьных костюмах, третий справа…
… У Андреева перехватило дыхание. Леня Марченко. Ворот пиджака потрепан, галстук болтается как веревка на шее висельника, нестриженные волосы торчат в разные стороны. Даже сейчас его внешний вид внушал отвращение.
— Ну и урод! — Андреев не заметил, как слова сорвались с языка.
В спальне он одел свежее белье, натянул трико и майку. В домашней одежде было намного уютнее, словно ткань излучала спокойствие и размеренность быта. Через десять минут он уже сидел перед телевизором, потягивая холодный «Вайс». На экране несколько подростков задиристого вида преследовали другого — тощего и неуклюжего мальчишку, гнавшего на велике во весь опор.
Андреев переключил канал. Затем еще. Ничего интересного. При этом мысли его постоянно крутились вокруг одного-единственного имени, нетрудно догадаться какого. Леня Марченко.
Тридцать с лишним лет назад они заперли в холодильнике на свалке Мурку — Ленину кошку, а самого мальчика заставили прокатиться на велосипеде по крутому склону. В результате тот сломал себе обе ноги и руку, а кошка, не продержавшись и нескольких часов, задохнулась.
Читать дальше