Алексей Атеев - Холодный человек

Из тьмы выступили две фигуры. В одной Вера узнала Сабурова, в другой – Молчановского. Молчановский выглядел так, словно не меньше часа пребывал в бетономешалке, а из головы Сабурова до сих пор торчал обломок черенка лопаты.

– Они что же, и сейчас в том же виде? – изумленно поинтересовалась Вера.

– Именно, дорогая, именно! Теперь эти ребята навечно с нами. А что тебе не нравится? Палка, которая торчит из башки? Так мы ее извлечем. Сейчас же и извлечем! Но с палкой или без нее, он теперь твой верный слуга. Его мечты, так сказать, сбылись. И жениться не нужно. Вечный слуга! И остальные тоже. Что ты пожелаешь, то они и сделают. Только приказывай…

– Ты говоришь: у меня есть возможность переехать в Москву?..

– Конечно, милочка!

– А тебе от этого какой прок?

– Так и я с тобой туда… Мы теперь неразлучны.

– Но ведь тогда ты лишишься их?

– Мертвых душ, как выражался классик? Этих, возможно, и лишусь. Но там есть другие. И их неизмеримо больше. Уверена, они примут меня в свою веселую компанию. А теперь, по случаю твоего вступления в наше нестареющее общество, объявляю бал. Великий осенний бал под лунными лучами! – В лунном сиянье что-то там серебрится… – пропела она. – Веселись, моя нечисть! Веселись от всех своих поганеньких душ, которые даже в ад не пускают. Кружись, вертись, пляши! Да будет бал!!!

И началось! Все вокруг – голые кусты, надгробия, памятники вдруг осветилось тусклым светом, каким светятся гнилушки на болоте. Сияние шло неведомо откуда. Неподвижно стоявшие до этого момента фигуры вдруг пришли в движение, неуклюже запрыгали, завертелись на месте, подхватили друг друга за иссохшие конечности и пустились в пляс. Странная, дикая, но одновременно веселая мелодия разнеслась над кладбищем. Кто ее играл, оставалось непонятным. Возможно, это визгливо завывал вдруг разыгравшийся ветер или выводили свои жуткие рулады бродячие псы. Перед взором Веры замелькали страшные рожи, гримасничавшие и кривлявшиеся, подпрыгивающие и дергающие руками и ногами, как картонные паяцы. Вихри вздымали к унизанному яркими звездами небу столбы сухих листьев, и Вере внезапно представилось, будто она находится среди вращающихся колонн безбрежного зала. Ветер подхватил и ее саму и вознес ввысь. И теперь она парила над кладбищем, но руку ее держала в своей мертвой ладони девица, облаченная в черное, развевавшееся колоколом кружевное платье.

– Смотри! – пронзительно кричала она. – Смотри!!! Это все твое! И они твои! Мертвецы! Настал наш час!

Дикий, громогласный хохот потряс окрестности. Смеялась не только баронесса, смеялись ее мертвые подданные, смеялись могилы, кусты и черные ветви голых деревьев. Смеялась земля, и смеялись небеса. Вера поняла, что и она вместе со всеми бессмысленно заливается хохотом, радуясь непонятно чему. И вдруг увидела себя как бы со стороны. Голая фигурка колышется в токах ледяного воздуха, идущего из глубин кладбищенской почвы, кувыркается и парит. Ей не холодно, не жарко. Она не ощущает температуры. Она другая. Уже другая!

«Не та, не та! – Эта мысль, словно клюв дятла, долбила мозги. – Сны… Странные, если не сказать, страшные сны. Неясные образы, смутные лица… Почему вдруг? Почему?!»

Вера лежала в своей уютненькой кроватке и силилась вспомнить виденный сон. Хотя бы его четкий обрывок. Что-то случилось… Но что?! Кажется, она летала во сне. Давным-давно не было ничего подобного. Когда-то в детстве… Да, в детстве, на даче. Высокий откос над маленькой речкой… Песчаная отмель внизу. Она разбегается и летит. Искрятся струи потока. Из воды выпрыгивают маленькие серебристые рыбки. И все вокруг пронизано светом. Ярчайшим солнечным светом.

Но нынешний сон был вовсе не такой. Если его что и пронизывало, так это мрак. Море мрака.

И тут она вспомнила.

Ночь… Кладбище… Склеп… Мертвецы… И баронесса Амалия! Теперь Вера в ее власти. Да, избавиться от призрака не удалось. Все эти номера с раздеванием, костром, сожжением бумаги ни к чему не привели! Оказались всего-навсего клоунадой – и только!

Ну, что ж… Придется жить по правилам, устанавливаемым Амалией.

Тут Вера, по исконно русской привычке, попыталась разобраться в своих чувствах. Сожалеет ли она, что не смогла одолеть баронессу? Как будто… Но сожаление было какое-то неясное, смутное и даже как бы приятное. Ощущение напомнило ей потерю невинности. Словно она избавилась от чего-то одновременно и очень дорогого, и очень тяготившего.