Алексей Атеев - Девятая жизнь нечисти

Примерно через час ходу он увидел крышу избушки. Наконец-то люди! Ну вот, все и кончилось.

Однако он ошибался. Основные события только начинались.

Чем ближе он подходил к жилью, тем больше в этом строении чувствовалась некая неестественность. Во-первых, крыша была только одна. Значит, не деревня. Тогда что? Домик лесника? Сторожка? Однако дом скорее походил на избушку Бабы Яги. Крыша его, почти плоская, вся укрыта мхом, даже несколько чахлых деревьев проросло на ней. Сам же дом стоял не на земле, а на четырех невысоких сваях, что еще больше дополняло сходство с избушкой на курьих ножках. Дом находился почти на берегу небольшого озера с топкими берегами, куда и впадал ручей.

Эй, есть кто живой?! – крикнул Сережа, подойдя вплотную к избушке. Он прислушался. Только ветер в ответ прошуршал прибрежными камышами.

В домик вела дощатая лестница довольно хлипкого вида. Сережа поднялся и, как человек воспитанный, постучал, но, не дождавшись ответа, распахнул тяжко заскрипевшую дверь. В избушке было полутемно. Единственное крошечное окошко пропускало ровно столько света, чтобы можно было различить стол, на котором стоял чугунок, тут же имелось нечто вроде лежанки и печка в углу.

Сережа на всякий случай вновь спросил про наличие живых, хотя было ясно – дом пуст. Ну что ж, и это неплохо, решил Сережа, во всяком случае – крыша над головой. Скорее всего, он очутился в так называемом зимовье. Сережа читал о таких хижинах в лесу, в которых останавливались, а иногда и жили охотники. Есть печка, чугунок, значит, можно сварить похлебку. А что еще тут имеется?

Краткое обследование лесного жилья принесло новые находки. На бревенчатой стене была укреплена полка, на которой стояли стеклянная банка с крупной, желтоватой солью и старинная жестяная коробка из-под конфет с колотым рафинадом. Тут же имелась металлическая кружка и деревянная ложка. Кроме соли и сахара, больше съестного не наблюдалось. Еще на печи возвышался древний чайник с причудливо изогнутым носиком. В углу он обнаружил ржавое ведро, большой топор, пилу, точильный камень.

В заключение Сережа нашел лампу-«трехлинейку» с закопченным стеклом, жестянку с керосином и несколько толстых самодельных свечей.

Лежанка представляла собой грубо сколоченный деревянный топчан, на котором валялось убогое тряпье: грязное ватное одеяло и заскорузлый ватник.

Сережа присел на топчан. Интересно, кто и когда здесь жил? Но так или иначе, если в этом месте бывали люди, значит, и есть дорога… ну, пускай не дорога, тропа, которая ведет к людям. Тут юноша вспомнил о собаке.

Эй, Валет! – крикнул он. В ответ послышался заливистый лай. – Иди сюда, – позвал он собаку.

Валет крутился возле лестницы, но в дом идти почему-то не решался.

Что такое? Ты чего, собака? – недоуменно спросил Сережа. Наконец животное с видимой неохотой поднялось в избушку. Собака обнюхала углы, подошла к лежанке, потыкалась носом в тряпье, тихонько заскулила. Ей здесь явно не понравилось.

В чем дело?

Собака неуверенно вильнула хвостом, словно давала понять: я присутствую здесь только потому, что рядом хозяин.

Ну, ладно, ладно… – произнес Сережа, погладив Валета по пятнистой шкуре. – Пойдем обследуем окрестности.

Озеро оказалось небольшим и так же заросло камышом и осокой, как и остальные встреченные им водоемы. Скорее оно представляло собой водоем, еще не окончательно превратившийся в болото, но близкий к этому. Только возле места, на котором стоял домик (кстати, именно тут впадал в озеро ручей), можно было подойти к воде. На берегу лежал полусгнивший челн, сквозь дно которого проросли высокие, неизвестные Сереже розовые цветы. Собака и здесь вела себя довольно странно. Она носилась по берегу, принюхивалась к земле, словно пытаясь распознать чьи-то следы, потом поднимала нос по ветру, растерянно вертела головой и снова утыкалась в землю.

Кто тут был, Валет? Кого ты учуял?

Пес, естественно, не мог доложить о своих соображениях, если они у него и были. А Сережа плохо разбирался в собачьих повадках. Одно он понимал: Валету здесь почему-то не нравилось. Реакция собаки не особенно встревожила Сережу. Скорее всего, Валет узнал запах какого-нибудь крупного животного, может быть, даже волка. Ну и пускай. У него есть ружье, и ни волк, ни медведь не устоят перед винтовочной пулей.

Пока он ощипывал куропаток, пока разжигал не желавшую разгораться печку, пока варил дичину в чугунке, прошло порядочно времени. Зато бульон из птицы получился наваристый и жирный, а вареного мяса хватило им с Валетом, да еще и осталось. Наевшийся до отвала, Сережа решил прилечь. Не успел он задремать, как в дом с истошным лаем ворвался Валет, всем своим видом приглашая следовать за собой. Он схватил хозяина за полу куртки и повлек к выходу. Сережа взял ружье и спустился на твердую землю. Валет вопросительно смотрел на него, время от времени отпрыгивая в сторону, точно пытаясь задать направление, в котором нужно следовать. Сережа пошел за собакой. В камышовых зарослях явственно слышалось движение какого-то крупного зверя, слышались звуки, напоминавшие хрюканье. Сережа загнал в нарезной ствол своего «бюксфлинта» винтовочный патрон и приготовился к стрельбе. Валет подбежал к зарослям и громко залаял. Послышался треск, из камышей выскочил здоровенный кабан и бросился на собаку. Сережа выстрелил и, конечно же, сгоряча промазал. Кабан мгновенно отпрыгнул и, изменив направление движения, бросился прочь. Следом за ним из зарослей выскочил целый выводок пятнистых поросят и с громким хрюканьем бросился за маткой. Сережа послал им вслед дробовой заряд, но толку от этого было мало.