Уильям Ходжсон: Карнакки - охотник за привидениями

Тем не менее, услышав от сэра Джарнока о предосторожности, заставлявшей его в течение многих лет запирать привидение по ночам, дабы оно не могло никому навредить, я не мог не отметить, что кинжал поразил не врага семейства, а верного и доверенного слугу, и что более того, нападение было совершено не во тьме, а когда капелла была ярко освещена.

На эти мои замечания старый джентльмен ответил несколько обеспокоенным тоном, что если в отношении освещения я, безусловно, прав, то на кого в этом мире и в наше время можно рассчитывать безо всяких сомнений?

— Тем не менее, сэр Джарнок, — возразил я, — у вас, конечно, нет никаких оснований подозревать своего дворецкого в том, что он является врагом семьи?

Я произнес эти слова наполовину шутливым тоном, однако он вполне серьезно ответил мне, что никогда не имел совершенно никаких причин не доверять Паркеру. После этого, с легким любезным поклоном, сославшись не подобающую возрасту усталость, он пожелал мне доброй ночи и отправился почивать, оставив по себе впечатление вежливого, но суеверного старого джентльмена.

Той ночью, когда я раздевался ко сну, меня осенила идея. Я подумал о том, что если я хочу добиться какого-либо прогресса в разрешении дела, то должен заручиться возможностью входить в капеллу и выходить из нее в любое время дня и ночи. А идея была такова: утром, когда мне передадут ключ, сделать с него отпечаток и изготовить дубликат. Таким образом я легко добьюсь поставленной цели и смогу беспрепятственно входить в капеллу после темноты и следить за Горестным кинжалом, не обижая сэра Джарнока нарушением давно соблюдавшихся им предосторожностей.

Утром я получил ключ у старого джентльмена и в его присутствии отпер капеллу. Потом я отправился в свою комнату за камерой и штативом, где и снял отпечаток, после чего, вернувшись с фотоаппаратом, возвратил ключ владельцу. Установив камеру в проходе между креслами, я сфотографировал солею, а потом сказал, что оставлю ее на этом месте, и сэр Джарнок проводил меня к выходу из капеллы и запер за нами дверь. Он сказал мне, что будет счастлив предоставить мне ключ всякий раз, когда я захочу посетить капеллу, но только не после наступления темноты, ибо не может допустить, чтобы еще один человек стал жертвой зачарованного кинжала.

Я отнес свою кассету в Бертонтри и отдал ее местному фотографу, сказав, чтобы он проявил единственную находившуюся в ней пластинку, но не печатал до особого моего распоряжения. Затем я принялся искать замочных дел мастера и, обнаружив такового, заказал ему сделать по оттиску ключ так быстро, как это возможно, поскольку он может потребоваться мне уже вечером. И когда я заглянул к нему в конце дня, работа, к моему удовлетворению, была уже выполнена.

Я вернулся в замок как раз к обеду, после которого, принеся соответствующие извинения, удалился в свою комнату. Оказавшись там, я извлек из-под кровати несколько отличных пластинчатых панцирей, которые позаимствовал из оружейной кладовой. Еще там была какая-то кольчужка с прикрывающим голову плетеным капюшоном. Я одел панцирь, а поверх его натянул кольчугу. Я не слишком разбираюсь в панцирях, но, судя по тому, что мне довелось узнать с тех пор, я нацепил на себя части двух различных боевых одеяний. Так или этак, но чувствовал я себя в них жутко. Однако, поскольку мой план требовал наличия на теле какой-то защиты, я постарался предпринять все возможные предосторожности. После этого я прикрыл свою броню халатом, опустил револьвер в один из боковых его карманов, а вспышку убрал в другой. Фонарь со шторкой остался у меня в руках.

Выйдя в коридор, я закрыл и запер дверь своей спальни, а после этого осторожно спустился к капелле, моля, чтобы никто не заметил меня по пути. Оказавшись у двери, я немедленно опробовал ключ и в следующее мгновение оказался в темной и тихой капелле, заперев за собой дверь.

Должен признаться, что чувствовал я себя не так чтобы уж очень. Стоять в полной тьме, не зная, приближается или нет к тебе невидимая тварь, не так уж приятно, как это может кое-кому показаться. Тем не менее, паниковать не было никакого смысла, поэтому я включил фонарь и начал обход.

Ничего неожиданного мне обнаружить не удалось. Кинжал безмятежно покоился на своем месте над алтарем, а вокруг было тихо, холодно и безмолвно. Затем я подошел к оставленной мной камере, извлек из оставленной под ней сумки кассету, вставил ее в камеру и взвел затвор. Сняв крышку с объектива, я приготовил вспышку и нажал на спуск. Ослепительно яркая вспышка вырвала из небытия весь интерьер капеллы, тут же скрывшийся из вида. После этого, пользуясь фонариком, я переставил кассету, чтобы в нужное мгновение располагать свежей пластинкой.