Николас Ройл - Оболочка

— Дикая кошка, — сказал он.

— Правда?

— Они все-таки хищники, а не домашние киски. — Блур вертел кроличью шкурку в руках, так что голова, которая осталась неповрежденной, моталась туда-сюда. — Хорошо, что домашние кошки вот так вот не могут.

Они углубились еще дальше в чащу. Как и раньше, Блур шел впереди, а Хендерсон как можно внимательнее вглядывался в сумрачные просветы между высокими соснами. Чем скорее они найдут эту кошку, тем скорее вернутся домой. Он вдруг встревожился, не понятно — с чего. Ему хотелось как можно скорее добраться до телефона, позвонить Элизабет и спросить, как она себя чувствует. Обычно ее менструации были короткими — два или три дня максимум, — но при этом слегка болезненными, и они с Хендерсоном всегда праздновали их начало как доказательство, что их пронесло и в этом месяце тоже. Они соблюдали все предосторожности, но все равно слегка беспокоились, пока у нее не начиналось.

Дело близилось к вечеру. Они как раз собирались остановиться, чтобы перекусить, и тут наткнулись на мертвую ласку. Она была разделана так же тщательно, как и кролик. Блур торжествующе поднял шкурку, всем своим видом давая понять, что успех и хорошие денежки им обеспечены.

— Сам Кертин не сделал бы лучше, — сказал он, вертя шкурку в руках.

— Что ты имеешь в виду?

— Его профессию. Он снимает с животных шкуры — разумеется, с мертвых животных — и потом использует их скелеты, чтобы сделать форму, обычно из стекловолокна, если только животное не совсем мелкое. За ужином Блур продолжил:

— Однажды он пригласил меня к себе в мастерскую. Он тогда набивал пуму, которую ему передали из зоопарка. Пума померла от старости, и он должен был сделать чучело для какого-то там музея в Уэльсе. Насколько я понимаю, чтобы сделать чучело большой кошки, нужно несколько недель, но я был у него в тот день, когда он снимал с нее шкуру.

Блур отставил в сторону свою бумажную тарелку и закурил. Тени вокруг поляны сгущались, небо постепенно темнело, хотя время было еще не позднее — около шести.

— Он повесил труп вверх ногами на цепь, прикрепленную к балке на потолке. Знаешь, это удивительно: как легко сходит кожа. Он слегка тянет, она сходит на дюйм, он опять тянет, она опять сходит, и так — до конца. Потом он взял скальпель и осторожно очистил шкуру от жира и хрящей. Это так странно — смотреть на освежеванную тушу, безглазую… когда видны все мускулы и сухожилия. По-своему это даже красиво.

Хендерсон поставил на примус котелок, чтобы хоть чем-то себя занять и не смотреть на Блура, на лице которого отражалась странная смесь отвращения и восхищения.

— А что он делает с тушей? — спросил Хендерсон.

— Он вызывает людей с живодерни. Они приезжают и забирают ее. А если животное очень маленькое — птица там или ласка, — тогда он просто выбрасывает тушку в поле. Наверное, у его мастерской ошивается целая стая довольных и толстых лис.

— То есть те чучела из музеев — это совсем не животные, а просто шкура с чем-то вроде гипса внутри?

— Точно. Кертин обычно использует пористый пластик. Он такой легкий, что здоровенного тигра запросто можно поднять одной рукой.

— Как-то даже и неинтересно, правда?

— Да нет. Все зависит от того, что ты считаешь сущностью животного — шкуру или тушу. Потому что, когда ты снял шкуру с животного, у тебя остаются две вещи: кусок мяса и шкура. Собственно, ты только шкуру и видел, когда животное было еще живым.

— Но это лишь оболочка.

— Каждый из нас — та же самая оболочка. — Блур как-то странно скривился, прикуривая очередную сигарету. — Что тебе было бы приятней увидеть в музее… или дома в гостиной, уж если на то пошло., окровавленную тушу или набитую шкуру? Лично я знаю, что мне больше нравится.

Логика Блура показалась Хендерсону не особенно убедительной. Да, профессионально сделанное чучело в стеклянной витрине эстетически более привлекательно, чем кусок окровавленного мяса. Но если выкинуть сердце зверя в мусорную корзину и выскрести мозги у него из черепа, то можно ли называть то, что осталось, животным — пусть даже и чучелом животного?

— Так что насчет моей жены? — внезапно спросил Блур. — Как на твой взгляд, она привлекательная женщина?

Хендерсон попробовал подобрать наиболее подходящий ответ, но в конце концов пробормотал:

— Я не знаю. Я не… Ну, понимаешь… я не воспринимаю ее в этом смысле. Для меня она просто твоя жена.

— Но она очень красивая женщина. И я даже не сомневаюсь, что ты считаешь ее привлекательной.