Андрей Тепляков - Антитело

«Я — иллюстрация того, как бессмысленно можно прожить жизнь. Родиться, умереть и не оставить никаких следов. Никаких»

Внезапно она почувствовала злость. Все эти мысли о собственной бесполезности, о собственной пустоте и обреченности на то, чтобы исчезнуть, просто перестать быть, не оставив ничего после себя — эти мысли, такие привычные и обоснованные, предстали перед ней в новом свете. Они показались Анне противными, мерзкими. Чужими мыслями.

«Нет уж! Я еще живая и кое-что могу. Вот так! Я присмотрю за девушкой. И если что-то можно сделать — я сделаю!»

Анна заглянула в комнату Федора. Журналист спал: грудь под одеялом вздымалась и опускалась — он глубоко дышал, с хрипами и ужасным шипением, будто в горле у него сидела змея. Анна некоторое время смотрела на него, прижав руки к животу, а затем вышла, плотно притворив за собой дверь.

Дядя дремал в кресле. Услышав шаги Глеба, он приоткрыл глаза.

— Привет.

Глеб кивнул.

— Где Аленка?

— Спит. Еле добудился ее утром — хотел покормить. Но она не хочет. Опять заснула.

Он помолчал немного и добавил.

— Подушка у нее в крови. Ночью из носа у нее шла кровь, а она даже не проснулась. Разве такое бывает?

Он взглянул на племянника.

— По-моему, нет.

Глеб не стал с ним говорить и пошел на кухню. Включив чайник, он стал рыться на полках в поисках хлеба. Оставалась одна горбушка, маленькая и твердая, как камень. В холодильнике обнаружился кусок копченой колбасы. Глеб переложил свою добычу на стол и принялся озираться в поисках ножа. Их было несколько, воткнутых в специальную подставку рядом с раковиной. Он перебирал их один за другим, пока не нашел то, что нужно: длинный нож-пилу из нержавеющей стали. Глеб положил его на ладонь и повертел, любуясь, как играет свет на гладкой поверхности лезвия.

За спиной послышались шаги: дядя встал с кресла и вышел в коридор. Скрипнула дверь туалета. Глеб шагнул к столу, и тут сердце у него забилось — быстро и тяжело. Он остановился.

«Аленка спит. Пара ударов и все. И кошмар закончился»

Глеб почувствовал, как задрожали руки. Тело покрылось потом, и его опять стало знобить. Он вышел из кухни и снова остановился. Какая-то часть его, большая, но все еще слабая, хотела — требовала, чтобы он сделал это. Громкий настойчивый голос — он буквально кричал у него в голове. Глеб внезапно подумал, как это трудно, на самом деле трудно — убить. Убить человека. Не в ярости, не в безумии, а хладнокровно. Задумать и убить. Он ясно себе представил, как бьет Аленку ножом. Лезвие входит в грудь — плотную и неподатливую, и приходится давить, давить изо всех сил, наваливаясь всем телом. Чтобы нож, по миллиметру, продвигался, вперед и вглубь. Глеб представил, как она закричит, и как все будет в крови. Будет очень много крови. Она потечет на простыни, на одежду. Брызнет в лицо. А она все не будет умирать, и будет кричать, и хватать руками лезвие. Пытаться высвободиться.

Глебу стало плохо.

«Я просто не смогу. Грохнусь в обморок».

Он медлил. Он был готов на что угодно, лишь бы не пришлось делать это.

«Как жить после такого? Я не смогу. Не смогу. Не смогу…»

Дверь скрипнула, и вошел дядя. Он увидел Глеба, увидел нож и остановился. Глаза его, уставшие и пустые, раскрылись. Пауза тянулась невыносимо долго. Казалось, прошли часы, прежде чем оцепенения ужаса, охватившее обоих, спало. Дядя выставил руки перед собой и бросился на Глеба.

Времени думать и сомневаться в себе больше не было. Глеб почувствовал, как артерии наполнились адреналином, и тело затряслось от возбуждения. Он прыгнул влево, пытаясь отклониться от нападения, одновременно выставив руку с ножом в сторону. Дядя ухватил его за плечо, но пальцы скользнули по ткани футболки, и Глеб вырвался. Дорога к комнате Аленки оказалась отрезанной, впереди был коридор, и дверь в него все еще оставалась открытой. Он бросился туда, не останавливаясь пролетел прихожую и выбежал на улицу.

Спустя пару секунд на крыльцо выбежал дядя. Он остановился, тяжело дыша, и стал смотреть, как Глеб бежит по полю, направляясь к лесу. Догонять его было бесполезно. От страха и ярости дрожали ноги, он знал, что сил преследовать парня у него нет. Глеб добежал до деревьев и скрылся среди них.

Это был конец. Окончательный, не подлежащий обжалованию, конец их существования.

Глеб сидел на шершавом стволе поваленного дерева и смотрел в землю перед собой. Степан устроился рядом, рассеянно крутя в руке сухую ветку. Он переломил ее с тихим треском и отбросил в сторону.