«О Господи! Второй день — я с ума сойду!»
Она промолчала.
«Всегда можно что-то придумать».
— Ладно.
Она наклонилась над чашкой и шумно отхлебнула горячий чай.
5
Глеб прижался к спинке кровати и, часто моргая от стекающего в глаза пота, смотрел на незнакомца. Это был человек. Никаких сомнений. Непонятно, как он проник в запертый дом и с какими намерениями, но он угомонил тварь, а это уже было хорошо. Его скрывала густая тень, и Глеб не мог как следует рассмотреть своего гостя. Словно почувствовав это, пришелец выступил вперед и оказался в конусе рассеянного лунного света. Это был мужчина, невысокого роста, коренастый с широким, морщинистым, бородатым лицом. Темные глаза казались двумя дырами на бледной коже. Он сел на стул и уставился на Глеба.
— Ну что, парень, плохо тебе?
Повисла тишина, сквозь которую стало слышно поскрипывание досок: мужик постоянно переставлял ноги и похлопывал себя по коленям.
— Вы кто?
— Степан.
— Вы взломщик?
Незнакомец хохотнул, дернув бородой. В этот момент снизу раздался сдавленный крик, Глеб вздрогнул. Очень болели ноги, он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
— Твоя сестра, — сказал Степан. — Безвинное дитя. Я хочу тебе кое-что рассказать, парень. Я хочу помочь тебе.
6
Аленка металась в кровати; слезы текли из закрытых глаз, влажными дорожками сверкая на чумазых щеках. Ее волосы взметнулись вверх и стали дыбом, образовав подобие черного нимба вокруг головы. Одновременно с этим ее тело выгнулось, одеяло скользнуло вниз, и она заскулила, словно маленькая собачонка, плотно сжимая зубы.
Но не проснулась.
Никто не проснулся.
Мышцы на руках и ногах девочки быстро вибрировали, напрягаясь и расслабляясь вновь. Из носа потекла тоненькая струйка крови. Аленка снова заскулила, потом взвизгнула и затихла. Волосы снова упали на подушку.
Ее отец громко всхрапнул, и снова стало тихо.
7
Степан облокотился на спинку стула.
— Подменыши, — сказал он. — Знаешь, что это такое?
Глеб кивнул.
— Она не сестра тебе.
— Аленка?
— Да. Она — враг. Враг рода человеческого.
Мужик поскреб бороду и, не дождавшись ответа, продолжил.
— Дьявол живет в этом лесу. Вот так парень. Эти деревья крученые — дорожка, по которой он ходит. Я точно знаю. Да! И открываются они легко — слишком легко… Я вот тоже терзался, не изувер же. Веру потерял, а ему того только и надо. Жаль было до слез. Безвинное дите. Родное. Понимаешь?
Он посмотрел на Глеба, а потом отвернулся.
— Да куда тебе понять-то? Малый еще. Но ты запомни, что я тебе скажу! На всю жизнь, сколько бы не осталось — запомни! Зло носит личину невинности. Не придет черт с рогами и копытами — нет. Он придет малым ребенком и будет смотреть на тебя доверчивыми, детскими глазами!
Степан всхлипнул, неожиданно громко и несколько минут молчал. Внезапно Глеб почувствовал, что боль прошла — ног он больше не ощущал. Ему вдруг стало тепло и хорошо. Уютно.
— Искушение. Да. Кто же дитя обидит? А пока мы на жопе сидим, жалеем, делаются позорные дела, такие, что и подумать противно. Ты верь мне, парень — я знаю! Думаешь там лес за окном? Нет. Не лес. Там змеиное гнездо. Топь! И пока живо наше дитя, враг становится сильнее. Очень скоро станет поздно, помяни мое слово! Я сына ради этого положил! Понимаешь ты? Сына родного! Проклятье принял. И живу теперь с этим чудищем бок о бок. А для чего? Чтобы не повторилось больше! Я не успел — другие успеют.
Степан ткнул пальцем в направлении Глеба.
— Ты успеешь!
Я бы и сам все свершил, да не могу. Я с этим проклятым повязан. Пока он спит, и у меня сил немного. Есть одна минутка — короткий миг, когда враг просыпается. Вот тогда надо бить! В самый источник его ударить, и не бояться крови. Даром что ребенок — нельзя на это глядеть, нельзя! Я ведь в тот момент, на поляне, мог бы… Ты был в моей власти, и руку уже занес… Да пожалел я. Опять пожалел. А потом туманом он меня своим дьявольским обложил, да так что и не прорваться было. Видно, в этом мое проклятие. Скольких уже я на свою совесть взял, скольких возьму. Тяжело это, парень. Но вот заново кошмар этот не допущу. И ты, — он снова вытянул палец, — рукой будешь карающей!
Наступила тишина. Слышно было только шумное дыхание Глеба.
— Почто молчишь? Или язык проглотил?
— Я… не понимаю ничего.
— Тогда я проще скажу. Девочка ваша — порченая. Пропала она, и ее уже не воротить. Если оставить ей жизнь — ад поднимется из-под земли! Враг сосет ее, набирается сил. Но еще есть время его остановить. А потом поздно будет. Душа ребенка истощена, скоро он высосет ее, и тогда конец. Ребенка убить надо! Это богоугодное дело!
Читать дальше