Дино Динаев - Собака Кантерсельфа

– Выходите, свиньи! Надо готовиться к встрече господина Кантерсельфа! – приказал Заремба.

Счастливчик, Шкот, Мормышка и Жиртрест вышли на палубу, пахнущую кровью и порохом. Фонари повсюду освещали кровь и неподвижные тела.

В ночи, словно вздох живого существа пронесся далекий вопль сирены, и на горизонте замаячили сигнальные огни приближающегося судна. Воспользовавшись моментом, один из вахтовиков, спрятавшихся за пожарным рундуком, начал пробираться к полубаку. Чемоданов заметил и поднял умхальтер.

– Не трогай его! – велел Заремба, даже не оглянувшись.

Гэбээровец подчинился. Паренек, не веря своему счастью, поправил лямки тощего рюкзачка и припустил к носу корабля. Спрыгнул на выступ нижней палубы, в спешке отбив пятки, и быстро запетлял среди стоящих контейнеров.

Фонари послушно отмечали его лихорадочный бег дикими прыгающими тенями. Наконец парень достиг шлюпки, что было слышно по тому, как она стала раскачиваться. В темноте заскрипели тали. А потом вахтовик стал кричать. Заремба в охватившем его благовейном наслаждении закатил глаза, впитывая чужую боль.

Вахтовик, уже ничего не соображая от боли, пытался грести, хотя шлюпка продолжала, как и прежде висеть над палубой. Гэбээровцы загоготали от удовольствия.

Вахтовика ломало бесшумно и страшно. Хоть кожа и оставалась неповрежденной, под нею происходило ожесточенное движение костей. Сами кости утончались, вытягивалась, и вскоре вместо человека возникла омерзительная фигура с вытянутыми тонкими ручками и ножками и со спутанными длинными седыми волосами, похожая на привидение. Вахтовик умер, крича от боли и отвращения оттого, что осознал, во что он превратился.

– Он в раю! – раздался чей-то голос.

– Возможно, а кто это сказал? – спросил Заремба, по-прежнему не оборачиваясь. – А, это вы полномочный представитель?

– Да, я, – церемонно поклонился Филинов, хотя вид его был страшен. – Зря вы это сделали. Я обо все доложу президенту. Преступления, которые здесь творятся, настолько невероятны, что я думаю, Рубин отметит мораторий на смертную казнь, и вы будете казнены.

– Разве вам не понравилось? Вас все любят.

– В настоящее время я говорю не о себе. Кто вам разрешил открывать несанкционированный доступ в рай? У вас есть какие-то документы? Стандарты предприятия? Должностная инструкция, наконец? А налоги вы платите?

– Какие ваши доказательства?

Внутри шлюпки разгорелся яркий ацетиленовый свет. Даже можно сказать, возникло сияние, в котором тело несчастного растворилось без следа. Через секунду сияние погасло. Свет фонарей показался после него невообразимо тусклым.

– Черт, так всегда, – изрек Заремба. – Интересно куда бы я попал, окажись я в лодке? И заберите, наконец, представителя!

Из темноты выступил человек в ватнике и вислых трусах, при виде которого Филинов сник и потерял начальственную осанку.

– Зачем вы так? – тихо произнес он.

Мужчина что-то тихо бормоча, положил ему руку на плечо, которую Филинов с омерзением сбросил, но мужчина в ватнике не оставил своих попыток, раз за разом клал руку обратно, и движения Филинова становились все более вялыми, пока он не остался безропотно стоять не в силах больше сопротивляться. Мужчина только этого и ждал, развернул представителя и повел обратно в темноту.

Посторонний шум прорезал ночную тишину.

– Моторная лодка за бортом! – крикнули с вышки.

– Делегация с парома "Делейни"? – предположил Шкот, произнеся вместо "с парома" "ш парома".

– Нет, со стороны берега!

– Это оно! – проговорил Заремба, прикрыв глаза. – Оно вернулось. Невероятно! – и приказал убить его.

– Кого? – не понял Шкот.

– Того, кто в лодке, идиот! – зашипел Счастливчик.

– Оно раньше не возвращалось. Никогда! – позволил себе некоторое подобие эмоций Заремба, когда спецмоновцы ушли.

Спецмоновцы переместились к правому борту и как раз вовремя, шлюпка стукнулась о борт.

– Сбросьте сходни! – раздался звонкий голос.

– Кто ты такой? – спросил Счастливчик.

– Это я, Сека!

– Ах, ты, дрянь! Ну-ка киньте этой твари трап, я хочу лично вырвать ей кишки!

Шкот, Мормышка и Жиртрест разобрались со сходнями. Вскоре трап задрожал под легкими невесомыми шагами, и в свет фонарей ступила тонкая как тростинка Сека, одетая по обыкновению в обтянутые брючки и майку. Она нисколько не заробела под прицелами четырех умхальтеров.

– Я не хочу вас убивать, – призналась она, и спецмоновцы заухмылялись.