Дино Динаев - Собака Кантерсельфа

– Черт, мы же опаздываем! – хлопнул себя по лбу Сафа, с озабоченным видом перебирая бумажки. – Флюорография в десять закрывается!

Шутники оставили дохляка в покое и галопом побежали по коридору, сжимая стручки одной рукой.

– Спасибо, – тихо сказал очкарик. – Меня зовут, Максим, – и протянул руку.

– С чего ты решил, что я пожму твою руку? – спросил Сафа, презрительно глянув на него. – Ты слишком возомнил о себе, когда решил, что я за тебя заступился.

Просто я не люблю скандалов. И если таковой случится, нас накажут всех, разбираться никто не будет. Я хочу побыстрее пройти комиссию и закончить это муторное дело. Вот и все.

Дохляк скомкал руку с виноватой улыбкой, чем вызвал раздражение к Сафы. Он отпихнул его, направившись вслед за придурками. Раздался какой-то шум.

Оглянувшись, он увидел дохляка на полу. Тот тщился встать, и на заднице у него было темное пятно пыли.

– Я всегда чувствую, когда поступаю не так как надо! – заявил как-то дружбан Колян. – По температуре. В груди становится по-особому горячо. А на душе так хреново. Хочется от этого скорее избавится, ты совершаешь какие-то поступки, а становится все хреновее. Жить не охота, а ты по инерции продолжаешь выкаблучивать. Вот это я называю совершать неправильные проступки.

Что я сделал неправильного, Колян, мысленно вопросил Сафа. Откровенно говоря, стало жаль дурня. У него и так уже вся жопа красная была. Черт, те двое уродов не сбивали убогого на пол! А он сбил. Стало быть, он еще более придурок, чем эти придурки! Теперь он понял, о чем ему хотел сказать Колян!

Он шел по коридору, боясь увидеть, что сейчас женщина попадется навстречу.

Вспомнился рассказ все того же Коляна, когда он загремел по пустяковому делу в больницу. Когда у него брали пункцию, то положили голого в раскорячку на кресло наподобие гинекологического, а в член ввели катетер. И вот лежит он, терпит неудобства и вдруг отворяется дверь и входит целая группа практиканток из медучилища. Девчонки лет по пятнадцать. Коляну ж деваться некуда, не прикрыться, ничего. Лежит, терпит. И вдруг то ли катетер нерв какой задел, то ли Колян перенервничал сам, но стал хрен его ритмично подергиваться, словно высморкнуть хотел из себя ненавистный катетер. Тут уж пошли смешочки, некоторые девчонки, уже не имея мочи сдерживать смех, рванули в коридор, откуда донеслось их молодое здоровое ржание.

А ведь Колян врал, понял Сафа. Откуда у нас в Алге медучилище? Да еще действующее?

Рентгенологом был еще один пожилой санитар, похожий на первого как брат. Может, они действительно братья? Семейный подряд.

– Подойдите вплотную к стене кабины! – монотонно пробубнил санитар, не глядя на соискателя.

Сафа подошел, и член сразу уперся в холодную стенку. Неприятное ощущение. В месте соприкосновения был правдоподобно изображен чей-то разверстый зад. И чтобы не возникло иллюзий, стояла стрелка с указателем "Рентгенолог". Сафа ухмыльнулся, но, представив, сколько тут и, главное, чем касались пресловутого узкого специалиста, поспешно отодвинулся.

– Не отодвигаться! – рявкнул санитар. – На вас пленки не напасешься! Иди, зови следующего!

В коридоре уроды забавлялись с дохляком. Переизбытка фантазии не наблюдалось.

Они расположились с двух сторон, и когда дохляк оказывался спиной к одному из них, тот остервенело бил его по пунцовой уже заднице. Сафа разглядел пыль коридорную на пятой точке, которую тот не удосужился утереть. Ну и свинья, подумал он. Но чувство вины оставалось, посему он гаркнул:

– Следующий! Давай пошевеливайся! Рентген ждать не будет.

Дохляк с облегчением захромал в кабинет. Сафа же почувствовал себя неуютно, когда, потеряв объект насмешек, пацаны недобро уставились на него, словно дохляк до сего момента экранировал его от самодуров своих худым тельцем с торчащими ребрами.

– Сдается мне, что ему не по душе наши шутки, Кича, – сказал один, видно главенствующий в паре.

– Ну, он бы тогда не молчал, Какафон, если он конечно нормальный пацан.

Говорить про присутствующего в третьем лице тоже прерогатива уличной шпаны. Влип я, однако, понял Сафа. Однако что-то он не слышал такого прозвища. Какафон?

– Мы Простоквашино держим. Понял? – с нажимом спросил Какафон.

Теперь все прояснялось. Простоквашиным именовали новые районы, те которые успели построить и заселить перед самым явлением Иван Иваныча. Название было не признано остальными. Так величали себя сами жильцы, по большей части ублюдочная шантрапа и вшивота. По настоящему крутые предпочитали селиться в центральных кварталах – в восьмом, третьем, на худой конец в 11-ом на берегу моря. А в двадцатых кварталах селилась надувающая щеки злобная нищенствующая мелюзга.