Дино Динаев - Собака Кантерсельфа

Едва заместитель ушел, возникли недопустимо неловкие паузы. Никитос поймал себя на том, что по-прежнему лежит, глядя на подошедшую женщину снизу вверх. Он судорожно соображал, для чего она пришла. Не для уборки же.

– Что же это я? – всплеснула женщина руками. – Вам же одеться надо. Я выйду.

– Нет, нет! – его вихрем выкинуло их кровати.

И чего он боялся? Что она выйдет за дверь и убежит?

Повернувшись спиной, он натягивал галифе, когда она спросила:

– Какая татуировка у вас на спине страшная.

– Это не татуировка, – беззаботно махнул он рукой. – Это меня миной в Суметии накрыло.

– Суметия? А где это?

– Счастливая вы женщина, однако, – констатировал Ребрий и по возникшей паузе понял, что опять ляпнул что-то не то.

Когда повернулся, в глазах женщины стояли слезы.

– Извините, я не привык с женщинами разговаривать.

– Да, ничего, – она теперь смотрела на его богатырскую грудь. – Это тоже мина?

– Нет, это я в детстве шифер в костер бросил.

Она провела пальцем по шраму, и Никитос почувствовал неземное наслаждение.

Правда, мучительно хотелось, чтобы она задействовала другой шрам, вертикальный, тянущийся ему прямо под трусы и упирающийся в причинное место, но оный не задевший, и полученный им…Впрочем, наплевать, когда полученный.

– Мне вас так жалко, – произнесла вдруг женщина.

Полковнику Ребрию шел 41-й год и еще никто никогда его не жалел, старались только убить. Он услышал в словах женщины материнские нотки и понял, что, возможно, эти слова, эти секунды, единственные в его жизни, отпущенные в качестве компенсации за все прошедшие годы. Он положил ей руки на плечи, совершенно не представляя, что предпримет дальше. Ему хотелось упасть перед ней на колени и спрятать лицо в складках фартука с крупной надписью "ФАРТ". Может, ему действительно повезло.

– Надо убираться, – она не отстранилась, но так отвернула лицо, что любое действие с его стороны воспринималось бы как посягательство.

– Да, конечно, все в вашем распоряжении, – он махнул рукой, чувствуя невыносимый стыд.

Вокруг царил дикий срач, повсюду виднелись следы былого веселья, на полу баррикадами возвышались ссохшиеся консервные банки, на которые даже смотреть было страшно, на батареи пустых бутылок были надеты использованные презики.

Никитос и не подозревал, что их так много, к тому же он очень вовремя вспомнил о запертых в сауне проститутках. Сколько их там – две? Три?

Он попросил у Марины пять секунд, но на самом деле ему понадобилось гораздо больше, чтобы собрать и выкинуть мешок презиков и непонятно чьих трусов. Открыв дверь сауны, он остолбенел. Нет, столько пить нельзя. Шлюх было не две и даже не три. Свесив кудлатые головы с полок, вповалку спало шестеро. Он их брал по две и вышвыривал вон, голыми на траву. Бабы подняли ор, который бы услышали, если бы в главном корпусе не шла очередная попойка, и не орали еще громче.

– Зачем вы так? Им же больно, – мягко укорила Марина, но в ее глазах он прочитал одобрение.

Потом она налила ведро воды и взяла в руки швабру.

– Вы что мыть здесь собрались? – недоуменно поинтересовался он.

– Ну да. А вы что подумали?

Вообще то он подумал всякое, но вслух произнес, что тут отродясь никто не убирался, и стоит ли начинать. Она убежденно сказала, что стоит. Дело кончилось тем, что он начал помогать, в его руках оказывалась то швабра, то ведро. Марина трудилась, словно хотела поставить рекорд по скорости мытья полов. Женщина раскраснелась, на лице выступил пот. Капли стекали по пышной груди и убегали за вырез, словно звали за собой.

– Пойдем, – позвал он против воли.

– Куда? – она выпрямилась, груди тяжело смотрели чуть в стороны, облепленные мокрым платьем.

– Прогуляемся, тут жарко, – нашелся он.

Вечерело. Ледяной бриз путался в деревьях окружающего пансионат парка и отлетал обратно в море, казавшееся черным как смоль.

– Свежо, – она поежилась. – Завтра меня отпустят отсюда.

– Постой, а ты разве не вольнонаемная? – не понял он.

– Я задержанная, – призналась она.

– Ерунда какая. Здесь не КПЗ. Ты что-то путаешь.

– Это уже не важно. Завтра поеду домой.

– Я тебя в любой день мог отпустить. Тебе надо было только сказать.

– У тебя ничего бы не вышло. Толстый бы тебе не разрешил.

– Прапорщик? Как ты его смешно назвала. Толстый! Так вот Толстый мой подчиненный.

Ты что не знаешь, кто я такой? Я вообще-то командир всего этого.

– Возможно, – пожала она плечами.