Филинов бы поверил докторишке, если бы сам не видел Темнохуда пару лет назад во время загула в Париже. Тогда парень не производил впечатление скорбного, а драл шлюх в одних пажиках и бегал голым на спор по улице.
Вспомнив про голых, Филинов почувствовал нечто вроде зубной боли. Ночью он проснулся от воя. Невероятно романтично слушать волчий вой ночью в незнакомом месте, практически в лесу. Смело открыв окно (4 этаж!), он дышал полной грудью и всматривался во вставшей опасной и даже враждебной чащу.
Ситуация превратилась в омерзительную, когда на свет выскочил абсолютно голый тип, синий и лысый. Задрав голову в сторону высунувшегося Александра Лазаревича, он издал такой противный надтреснутый звук, что Филинов явно почуял в ухе почти физический дискомфорт. Его охватило беспричинное беспокойство, и высота в 4 этажа уже не казалась такой непреодолимой для синего протухшего маугли.
Последней каплей стало неясное мельтешение в окружающих пансионат кустах, напоминающих кишение опарышей в перееханной автомобилем кошке. Филинов поспешно закрыл окно, и остаток ночи практически не спал. Ему хотелось укрыться с головой, и, скинув простынь, очутиться в Париже, подальше от этой земли, по сути его Родины, но сделавшейся вдруг такой непонятной и неудобоваримой.
Наутро он сказал о голых Счастливчику.
– Наверное, показалась, – беззаботно махнул он рукой. – Собак вокруг много, они на пляже ночуют. Может, какой псих к ним прибился. Даунтаун от нас в Москву перенесли. Так что вы бы не гуляли по ночам и окно лучше не открывали, продует.
Милейший человек этот Счастливчик. У Филинова возникла мысли сделать рокировку и поменять их местами с Ребрием, которого он считал тупой солдафонской скотиной.
Когда он хотел позвонить в Москву, у него обнаружились проблемы со связью.
Трубка все время играла монотонную музыку, будто там кого-то исподволь хоронили.
– Ваша телефонная компания разорилась, – пояснил Счастливчик.
– Что за ерунду вы несете? Это английский "Конвент Астрал"!
– Разорился, говорю я вам! – побожился Счастливчик. – А самый главный у них в окно выпрыгнул в Лондоне.
– Если вы о директоре, то он вообще китаец!
– Вот-вот. Много всего произошло. Мы провинция. Живем себе, в стороне от суеты.
Отдыхайте, ни о чем не беспокойтесь.
– Нет, уж. Мне пора в столицу. Дела государственные, знаете ли.
– Оставайтесь, мы организуем чудесную морскую прогулку, – физиономия Счастливчика погрязла в прилипчивом радушии.
– Нет, я уже решил! – хлопнул по столу Филинов. – Организуйте отлет и побыстрее.
– Как скажете, – покладисто согласился Счастливчик.
Филинову даже сделалось стыдно, что он так грубо с ним разговаривал. Парень был единственный приличный человек за все время, что он пребывал в Алге.
Счастливчик позвонил в аэропорт из холла пансионата. О чем-то переговорил, обеспокоился, лицо его сделалось виноватым.
– Черт!
– Что случилось? Что – нибудь с моим самолетом? Мне за него президент голову оторвет!
– С самолетом все нормально, – успокоил Счастливчик. – Экипаж заболел.
– Что весь?
– Оба пилота, штурман и стюарды.
– Не может быть! Грипп что ли?
– СПИД.
– Вы с ума сошли?
– Можете с Рахитовым поговорить. Они все оказались гомиками и перезаражали друг друга. Наши медики были вынуждены их подлечить.
– Как подлечить? Спид ведь не лечится! – опешил Филинов.
– СПИД нет, а гомосексуализм лечится посредством кастрации. Вот они вашим летчикам – вжик сделали! – выдал Счастливчик. – Они пока что не только летать, ходить не могут. Придется ждать, пока замену из столицы пришлют.
И Филинов остался.
Элитная квартира Кости Зубова все больше походила на зверинец. Она пропахла конским потом, а шлифованный паркет чудесно сохранял следы от когтей. Костя каждый раз с тяжелым сердцем возвращался сюда. У него было предчувствие, что его тут убьют.
Прыг-скок сидел на постели, на половине Инны и грустил.
– Она ушла в театр, а мне запретила, – пояснил он.
Только гамадрилов в театре не хватало, подумал Костя, а вслух выразил сомнение:
– Как же! В театр она пошла. В ночном баре тусуется. Там Маугли приехал, стриптизер из Москвы, билет по сто евро.
– А что такое стриптиз?
– Это когда мужики скидывают трусы и трясут ими над дамами, а дамы в это время кушают коктейль и визжат.
Прыг-скок оправдывая свое самоназвание, подскочил к Косте и уставил на него специально отращенный коготь на мизинце.
Читать дальше