Кэтрин Коути - Длинная Серебряная Ложка

Комната молодого господина Леонарда, пожалуй, гармонировала бы с великолепием этого дома, кабы не копоть на лепном потолке, из-за чего резвящиеся ангелочки-путти напоминали жителей Конго. Но белить потолок раз в два дня — а именно с такой частотой здесь происходили техногенные катастрофы — слуги отказались наотрез. Зато личные вещи юноша содержал в патологической чистоте, а книги расставлял на полках в алфавитном порядке.

Чувствуя себя белым сагибом, который, вооружившись охотничьим ружьем, засел в кустах в ожидании льва, Леонард Штайнберг склонился над микроскопом. Как жаль, что приходится работать по ночам. Все же газовый рожок не сравним с лучами солнца. Но о том, чтобы взяться за микроскоп днем, не могло быть и речи.

В образце воды взятом из насоса при трактире помимо всего прочего оказалась и весьма занимательная амеба. Она понемногу осваивалась на новом месте и начинала вести себя интересно. Затаив дыхание, молодой ученый наблюдал за ее движениями, становившимися все увереннее, все грациозней.

— Леонард!

По коридору прогрохотал высокий, плотно сбитый мужчина средних лет. Его нафабренные фельдфебельские усы торчали в стороны. Волосы были черными с проседью, а если точнее — седыми с проблесками черноты. Но жизнь делового человека — не ложе из роз.

— Леонааард!

Как водится, отец вошел без стука и чуть замешкался на пороге, когда юноша, не отрываясь от окуляра, сделал предупредительный жест.

— Чу! Ты ее вспугнешь.

— Кого — ее? А, опять твои финтифлюшки!

Ну что за наказание! Вот у других дети коллекционируют дуэльные пистолеты, или японские гравюры, или на худой конец папоротники, увлечение которыми захлестнуло Европу еще в 1850х. Лишь его сын собирает то, что в приличной компании не покажешь.

Леонард нехотя отошел от стола и, опустив руки по швам, вытянулся перед Штайнбергом, воплощая сыновнею почтительность.

— Это не финтифлюшки, это начало моего карьерного пути.

— О нет, мальчик, колбасный цех — твоя карьера, а все это, — Штайнберг махнул рукой в сторону книжных полок, — суета сует и всяческая суета.

— Я придерживаюсь п-противоположного мнения.

— Уже дерзить начал?

Мгновение — и отец сгреб его за воротник, швырнул на пол, после чего одним мощным движением смел со стола нагромождение бумаг, колбы с образцами, микроскоп. Теперь все это мокло на полу в одной уродливой куче. Где-то там была и амеба. Леонард мысленно с ней попрощался.

По крайней мере, юноша был уверен в чистоте ковра, который по его настоянию горничная три раза в день протирала раствором воды и спирта. Тут бы нам и прийти к выводу, что слуги злились на Леонарда за нерациональное расходование ценного продукта, но на самом деле они относились к этому философски. У каждой деревенской семьи имелся самогонный аппарат, так что недостатка в алкоголе здесь не знавали. Плоха была та невестка, которая на утро после свадьбы не поднесла бы свекрам рюмку душистой сивухи, приготовленной собственноручно по старинному семейному рецепту, выученному еще на коленях у матери.

Кроме того, прислуга относилась к молодому хозяину как бедуин к песчаной буре — неизбежная катастрофа, впрочем, придающая жизни некую пикантность. И это был трезвый Леонард Штайнберг. Воображение пасовало перед тем, на что он будет способен, залив глаза. Пусть лучше употребляет спиртное так, а не иначе.

— Ты не должен так себя вести, — поднявшись, Леонард тихо укорил Штайнберга-старшего. — Хотя ты мой отец, но ты не господин надо мною.

— Пока я оплачиваю твои карманные расходы, я тебе и то, и другое! Ах да, конюх проболтался, будто ты велел заложить экипаж к завтрашнему вечеру. Куда навострился?

— Дело в том, что давеча в «Свинье» я познакомился с одним англичанином, он тут проездом…

— Небось, будете вдвоем бултыхаться в Мутном Пруду, детворе на потеху, и вылавливать своих мокриц?

— Это не мокрицы! — живо отреагировал Леонард, но увидев как помрачнело лицо отца, воздержался от дальнейших объяснений. Новая трепка ему не улыбалась. — В любом случае, герр Штивенс приехал сюда с другими целями. Он этнограф, путешествует по европейским деревням.

Впервые за время разговора Штайнберг проявил интерес.

— Он богат? Должны же у него быть средства, чтобы финансировать такие эксцентрические выходки?

Фабрикант не сомневался, что стоит увидеть одну европейскую деревню — и ты знаком с ними всеми. Повсюду пьянство, суеверия, и нежелание шагать в ногу с капиталистическим строем.