Людмила Сурская - Оборотень

— Серж, перед тем как ты сделаешь это, накинь на него ошейник. Проверь. Жизнь обратно не вернёшь, ты должен быть уверен, что ошибки нет. — Она боялась, что он сейчас её не услышит.

Но барон, хоть и с трудом, но разобрал. Словно сквозь стену тумана доносились до него слова жены. Подержав в раздумье ребёнка над водой, он вышел с ним в смежную комнату. Положил на место. Постоял, подумал, достав из кармана ошейник, просунул кожаную полоску под тоненькую шейку, свёл концы, но ничего не поменялось. Щенок вместо ребёнка не появился. Волнуясь, он повторил всё ещё раз. Ребёнок, закряхтев, засучил ножками. Серж, прижал дитё к себе и заплакал: "Я чуть не убил собственного сына. Таня права, от человека рождается человек". Бережно кутая ребёнка в пелёнки, целуя и покачивая, он положил его рядом с измученной женой.

— Прости, если ты меня ещё любишь. Я столько был неправ.

Глотая слёзы радости, пылко и нежно она прижала ребёнка к груди, покрывая поцелуями сонное личико. При каждом прикосновении он смешно морщил носик и приоткрывал глаза, тут же закрывая опять, продолжая свой детский счастливый сон ангела.

— Пустое, всё плохое минуло, — сказала она. — Посмотри, он так похож на тебя. Глазки, носик, а подбородок, вылитый ты. Приляг к нам места достаточно, полюбуйся им.

— Кажется да, я ведь даже не смотрел на него, чтоб не мучиться потом, — поправив на лбу жены волосы, ещё раз спросил, боясь потерять надежду. — Таня, ты точно хочешь, чтоб я был рядом?

Она ответила быстро и не задумываясь.

— Очень дорогой. Полюбуйся, как он потешно выпячивает губки. Не расстраивайся, у нас будет ещё много времени наблюдать за тем, как он растёт. Ты даже будешь поддавать ему ремня, а я непременно жалеть.

Барон тут же углубился в мечтании. На душе было легко, легко. Он был счастлив. Почему бы и не помечтать.

— Он станет хорошим человеком благодаря воспитанию, что мы ему дадим. — Робко почти шёпотом произнёс он, боясь смотреть на неё, и не спуская глаз с ребёнка. Ведь он только что чуть не лишил его жизни.

— Ты сделаешь из него, достойного мужчину, научишь быть рыцарем и джентльменом. — Погладила она его холодный лоб. — Ведь лучше тебя это никто не сделает.

Он поймал её горячие пальчики.

— Таня, тебе не обидно?

Её улыбка, встретившая его взгляд, была нежна и добра.

— За что, голубь мой?

— Ты столько мучилась, а он похож на меня, ещё и мальчик…

— Я надеюсь, что следующую ты мне подаришь девочку, непременно похожую на меня.

— Неужели ты меня всё ещё жалеешь и веришь мне? — захлебнулся он счастьем.

— Из твоих глаз струится доброта. Сейчас я вижу, как ты нас с ним любишь и от этого мне покойно и счастливо. Тебе нечего бояться, ты, как и хотел, будешь последним оборотнем. Мы оба позаботимся об этом. В роду баронов Кеплингов пойдут только люди. Но спокойной жизни я тебе не обещаю.

Серж улыбался, не говоря более, пока, ни слова. Его восторг, с каким он теперь смотрел на ребёнка, не поддавался описанию. Осторожно, чтоб не задеть притихшего ребёнка, он прикоснулся нежным просящим прощения поцелуем к её губам. Таня ответила, стараясь вложить в него всю любовь, что испытывала к этому необычному мужчине. Между ними лежало покряхтывая маленькое существо, что делало из них настоящую семью и требовало в равной степени любви обоих. А за окном рвалась и бушевала весенним ветром, разгоняя набрякшие тучи и сгоняя последний снег приближая новую жизнь — весна. Хотя до цветущих яблонь и ярких одуванчиков ещё слишком далеко. Но земля обновлялась, плача последним снегом, утекающим ручьями. Расточая аромат пушистой вербы и первых цветов мать и мачехи. И освобождённая от холодов и тоски, покрывая себя цветами, давая всему шанс на вновь зарождающуюся жизнь, она была прекрасна.

Март 2009 года.