Мария Барышева - Увидеть лицо

— А это мы где?

Они лежали на полу длинного узкого помещения, который был теплым и странно зыбким, словно наполненный водой резиновый матрас. Комната обрывалась широкой лестницей, ступени которой убегали куда-то вверх, и воздух перед лестницей дрожал и искрился праздничными радужными всполохами.

Виталий помог подняться Алине и, придерживая ее за плечи, тихо спросил:

— Все еще сон?

Она покачала головой, сосредоточенно прислушиваясь к своим ощущениям.

— Я не знаю… Я не понимаю, что это.

Олег сел, ощупывая свою руку и ошарашенно крутя головой по сторонам. Жора, чье выражение лица уже почти приблизилось к привычной тихой безмятежности, держал за талию шатающуюся Ольгу, которая смотрела перед собой, сдвинув брови, словно пытаясь что-то понять, и в ее глазах была странная горечь, смешанная с облегчением, словно она наконец-то завершила некий тяжелый труд, на который ушли годы и который давно уже стал частью ее жизни.

Алина повернула голову и вдруг увидела Петра. Сливка стоял совсем рядом, бережно держа на руках сверток, из которого выглядывало сморщенное младенческое личико. На губах водителя уютно устроилась тихая, какая-то благодатная улыбка, и он неотрывно смотрел на ребенка. Потом поднял голову и взглянул на обернувшиеся к нему ошеломленноудивленные лица, и в его взгляде были вина и смущение, но улыбка на губах так и осталась.

— Вот ведь как… — произнес он, поочередно глядя на каждого. — Вы простите меня. Так уж вышло. Не смог я. Вот ведь как…

— Не извиняйся, старик, — перебил его Виталий, смотревший на Петра во все глаза. — Не за что тут извиняться. Как вышло, так и вышло.

— Лешка умер. Почему же ты здесь? Он сказал, что заберет всех своих с собой. Что они не проснутся. Он соврал? Или просто не сумел этого сделать? — Алина сделала несколько шагов вперед и остановилась.

— Он не соврал, — Петр снова взглянул на ребенка, и теперь в его взгляде была усталая нежность. — Я не проснусь. Я… я теперь только здесь. Он убил… но забрать ему не дали… Они сказали, что я могу уйти вместе со всеми.

— Кто они?

Петр молча кивнул в сторону лестницы, их головы повернулись, и Олег издал приглушенный возглас изумления.

— Что это? Если Лешка мертв… Аля, это ты делаешь?

— Ничего я не делаю! Я вообще такого не умею!.. — сипло отозвалась она, глядя на фигуры, спускающиеся по ступенькам — все ближе и ближе к прозрачнорадужной стене, и первым сквозь нее прорвался большой пушистый вислоухий пес совершенно неопределяемой породы, стрелой промчался через комнату и со звонким лаем запрыгал вокруг Воробьева, неистово крутя длинным хвостом, и Виталий упал на колени и сгреб пса в охапку, и тот немедленно покрыл его лицо бесчисленными слюнявыми поцелуями.

— Бэк! Хороший ты мой!.. Ах ты, псина!..

Пес тыкался острой мордой ему в ладони, влажно шлепал языком и поскуливал от восторга, и Виталий тряс его голову, гладил пушистую шерсть и срывающимся голосом говорил ему все те глупости, которые любящие хозяева говорят любящим их собакам. А потом он вскочил и крепко обнял подбежавшую к нему девчушку лет пятнадцати, и та повисла у него на шее, болтая ногами, и Бэк снова неистово запрыгал вокруг них, наполняя комнату радостным лаем.

— Что это значит? — прошептал Жора, глядя на стену, которая осталась уже позади спин идущих людей, и стоявший рядом с ним Олег вдруг сорвался с места, по-детски воскликнув:

— Мама!

Красивая, чуть полноватая женщина средних лет протянула к нему руки, улыбаясь, и он влетел в ее объятия и уткнулся лицом ей в плечо, совершенно обалдев от счастья.

— Мама… — бормотал он, задыхаясь, — мама… прости меня за ту вазу… я был дураком… таким дураком!.. мама…

— Ну что ты, Олежа, — ее ладонь гладила его взъерошенные волосы. — Это все дело прошлое, не бери в голову. Я вовсе не сержусь… я никогда понастоящему не сердилась на тебя. Это ты меня прости. Я говорила, не подумав… я обидела тебя…

— Нет, нет…

Жора медленно подошел к приземистому широкоплечему человеку, который стоял, сунув руки в карманы, и угрюмо смотрел на него. Остановился и негромко произнес:

— Значит, ты всетаки умер? Очевидно, я должен испытывать сожаление, но… Честно говоря, я вообще ничего не испытываю.

Мужчина широко улыбнулся и принялся задумчиво раскачиваться, перекатываясь с пятки на носок и обратно.

— Ну и доходягой же ты стал! — сказал он. — Я всегда знал, что ничего путного из тебя не вырастет! Вот Колька — другое дело, Колька мужиком вырос! Знаешь, — его сощуренный левый глаз вдруг подмигнул Жоре, — я-то ведь видел, как ты ко мне с моим ремнем подбирался. Здорово же ты меня тогда удивил! Ба!.. подумал, да из этого щенка может вырасти неплохой пес! Но я ошибся, что ж…