Арина Веста - Змееборец

Невероятное происшествие и опасная непредсказуемость завтрашнего дня толкали Варвару к действиям. Что делать? Позвонить отцу и сдать исторического бродягу, нет, теперь уже гостя, доверчиво задремавшего на ее кушетке? Разумеется, об этом не могло быть и речи.

Внезапно решившись, она набрала по мобильнику некий безотказный номер, который есть в телефонной книжке у каждой хорошенькой девушки. Звони по нему хоть ночь-полночь – любая помощь, в том числе техническая, прибудет своевременно и за один благодарный взгляд разрулит любую беду. Для Варвары таким добрым гением был бывший одноклассник Эфир Шишкин. Однако в последнее время Эфир все чаще сам нуждался в помощи и, как корабль с неудачным названием, норовил черпануть бортом придонной мути. Столь роковое имя дал своему детищу отец Эфира – учитель химии одной из московских школ. Во время долгого семейного скандала, предшествовавшего именаречению, он настаивал на имени Плутоний, Радий или, в крайнем случае, Уран.

– На что способен, Радий, ты? Ты есть источник теплоты! Угля не нужно, очень чистый шахтер идет теперь в радисты! – декламировал основатель химической династии перед измученной, но не сдающейся женой.

– Нам расскажет мама, если мы попросим, о ядре Урана двести тридцать восемь… – зачитывал он в конце семейного спора, уже безо всякой надежды.

Наконец остановились на менее энергичном, но более доходчивом и популярном имени – Этилен, но, хорошенько поразмыслив, первенца назвали Эфиром. Единственный сын остался венцом химических притязаний и вечным поводом для насмешек в школе, из которых сентиментальные стишки «Ночной зефир струил эфир» были, пожалуй, самыми безобидными, ибо внешность Эфир имел отнюдь не эфирную. Роста он был невысокого, но широк в плечах и кулаки имел тяжелые. Буйная каштановая шевелюра падала на глаза, отчего Эфир смотрел на мир немного угрюмо, по-медвежьи, но это было обманчивое впечатление. Его смуглое скуластое лицо, смешливые губы и приплюснутый нос выдавали природное добродушие, и, невзирая на общую неправильность черт, Эфир был обаятелен и даже артистичен. Он азартно играл в жизнь, не боясь заиграться, и всякому делу, чувству или человеку отдавался целиком, до донышка. К этому времени это коварное донышко уже сгубило его отца: креативный химик безвременно «выпал в осадок». Пристрастие к разбавленному этилу свело на нет все мечты и стремления этого незаурядного человека, однако он успел передать сыну любовь к поэзии и декламации, а также вкус к вакхическим возлияниям.

Эфир был не лишен и других дарований. Он закончил художественное училище и даже приватизировал у жилищной конторы небольшой подвальчик для собственной мастерской, но из-за жалоб дворника и местной общественности подвальчик вскоре опечатал участковый. Последние полгода Эфир пробавлялся случайными заработками, работал «бутербродом» у метро и раздавал рекламные плакаты в костюме «зеленого дракона». Случайные заработки немедленно превращались в винные пары, и застать Шишкина трезвым было верхом удачи. Кажется, в ту ночь Варваре повезло.

– Эфка, привет, извини, что поздно…

– Скорее рано, – пробурчал Эфир. – Что стряслось-то?

– Эф, у меня ЧП!

– Пробки перегорели?

– Гораздо хуже! У меня на кушетке спит… Ленин…

– Леннон? – спросонок недослышал Эфир, а может быть, просто решил поглумиться. – Это что, кликуха такая?

– Да нет же, Ленин! Понимаешь, настоящий Ленин!

– Ты проверяла, он живой?

– Абсолютно.

– Так… Срочный вызов! – констатировал Эфир.

– Не надо, – сжалилась Варвара, прикинув что троллейбусы уже не ходят, а ночное такси для безработного Шишкина слишком дорогое удовольствие. – Дело терпит, – успокоила она своего тяжеловесного ангела-хранителя.

– Давай по порядку: где ты нашла этот раритет?

– На набережной, рядом с Кремлем.

– Давно?

– Около полуночи.

– Ого! Романтическое путешествие?

– Балда, я к батяне заезжала!

– Слушай, Варюха, а ты звонила в московское отделение компартии? Пусть забирают свое ходячее знамя, – ехидничал Эфир. – Хотя чего проще? Позвони отцу, уж он-то наверняка все знает…

– Замолчи! – внезапно рассердилась Варвара.

– Ну ладно, попробую расколоть этого твоего самозванца, жди! – пообещал Эфка. – Только поосторожнее там, эти костюмированные маньяки самые опасные!

В ту же ночь в кабинете полковника Варганова.

Вту ночь все было как обычно. Спальные окраины столицы дремали под мерный перестук летнего дождя, а ее сторожевые центры жили своей напряженной, немного нервной жизнью, они обменивались световыми импульсами, звуковыми и радиосигналами, сводками и телефонограммами. В неприметном внутреннем дворике позади знаменитой Лубянки светились бессонные окна и щелкали клавиши компьютеров, как некогда кнопки старинных «Ундервудов», а по карнизу, как усталый пианист, постукивал летний дождь. Однако в ту ночь к этой воистину стукаческой симфонии присоединился живой звук. Он доносился из кабинета на первом этаже, где громко, как кастаньеты, потрескивали золотые челюсти «кавказского старика».