Тотчас же цистерна с жутким грохотом обрушилась на дорогу позади нас. Хорошо, что я не успел затормозить, иначе жаркая волна догнала бы нас сразу же. А так — всего лишь слегка подтолкнула.
Я не стал жать на тормоз, просто выключил двигатель. По инерции мы укатились очень далеко от места аварии. И только когда мотоцикл остановился, я словно очнулся. Действуя как на автопилоте, медленно слез, поставил упор, снял с сиденья оцепеневшую Софью…
Мы сидели на траве возле рощи, слушая, как вдалеке надрывается пожарная сирена.
Софья молчала. Я тоже. Ни одной четкой мысли в голове не было. Потом до меня стало доходить, что все обошлось каким-то невероятным чудом, и я спросил, заикаясь и не узнавая собственного голоса:
— Нетрац… нетрадиционная медицина, говоришь? Астрология…
Софья вздохнула так горестно, что я подавился следующим вопросом. Вид у нее был совершенно больной. Похоже, она и правда вся выложилась на эту цистерну — а ну-ка, подними такую махину.
Самое интересное, что я даже не нуждался в объяснениях. А что тут объяснять, все и так было понятно.
И когда на плечо Софьи села сова, я тоже ни капельки не удивился. Думаю, в тот день меня уже вообще невозможно было ничем удивить.
К лапе глазастой птицы был привязан рулончик из какой-то странной, плотной желтоватой бумаги. Софья отвязала его, и сова тут же бесшумно упорхнула в темноту.
— Это что, письмо? — тупо спросил я. Не отвечая, девушка развернула сверточек.
Прочитала и совсем пригорюнилась.
— Что случилось?
Софья отвернулась. Мне почему-то показалось, что она сердится на меня. Но за что?
Я же не был виноват, что так вышло. Никто из нас не виноват.
— Сонечка, скажи хоть что-нибудь, — тихо попросил я.
Она обернулась. Долго смотрела на меня своими колдовскими глазищами и, наконец, тихо произнесла:
— Прощай, Леня.
— В смысле? — растерялся я. Но ответа я не дождался. Рядом что-то хлопнуло, и послышались шаги. Незнакомый человек с бородой и в длинном темном балахоне появился, будто из ниоткуда, и подошел к нам. Пока я его разглядывал, он с деловитым видом передал Софье какой-то пузырек.
— О дате уведомят позже, — усталым голосом пробормотал он и повернулся ко мне. — Сколько стереть? — спросил он, с вялым любопытством рассматривая через мое плечо мотоцикл.
— Часа вполне хватит, — безучастно отозвалась Софья.
— Чем заменить? — все тем же обыденным тоном поинтересовался незнакомец.
— Ничем. Катались. Пусть думает, что мы поссорились, и я поймала попутку.
— Как скажете, — зевнул тот.
Тут до меня дошло, что речь идет обо мне, и разозлился оттого, что они обсуждают меня в третьем лице так, словно я животное или несмышленый ребенок.
— Я что-то не понял… — начал я. Мужик в балахоне окинул меня презрительным взглядом.
— Мы сами сообщим вашим, — сказал он, по-прежнему обращаясь к Софье. Словно меня и не было.
— Поверьте, у меня не было другого выхода! — вдруг воскликнула она и указала в сторону моста: — Посмотрите, что там творится!
— Мне без разницы, — равнодушно отозвался мужик. — Объясните им сами. Мое дело маленькое.
Он снова направился ко мне. И вот тут-то я начал кое-что понимать.
— А ну, не тронь! — завопил я и, отпрыгнув назад, рванулся к мотоциклу. Тут что-то ударило меня в спину, и тело отказалось повиноваться. Я мешком рухнул в траву в полной уверенности, что этот козел сломал мне позвоночник, или еще что-нибудь в этом роде. Мужик не спеша подошел и перевернул меня лицом вверх.
— Может, не надо? — услышал я жалобный голос Софьи. — Нас больше никто не видел, а он никому не расскажет, я уверена.
Я рвался подтвердить, что буду молчать, как рыба, но язык отсох напрочь.
— Надо, девонька, — вздохнув, пробормотал мужик. — Надо… Ты ж пойми — оставим, как есть, и вам обоим кранты. А так, может, сжалятся. Ничего. Подожди до совершеннолетия, тогда и расскажешь сама… если захочешь, конечно.
Он коснулся ледяной рукой моего лба… и все исчезло. Я не помню, как добрался домой.
* * *
Я и потом ничего не мог вспомнить, кроме смутного ощущения неправильности, да и не хотел почему-то. Стоило кому-то из друзей поинтересоваться, как там Сонька, почему мы больше не встречаемся, у меня сразу начинала мучительно болеть голова, и вспыхивала странная, беспричинная злость. В конце концов остались только расплывчатые воспоминания о том, как я танцевал на дискотеке с темноволосой девчонкой, катался с ней на мотоцикле… Но я не мог больше вспомнить ее лица, да и не старался, если честно. Лишь какая-то смутная обида то и дело напоминала о себе, будто девушка меня очень некрасиво продинамила. Наташка говорила, что Сонька уехала в какой-то интернат, не дожидаясь конца каникул, и что ее бабушка в ответ на все расспросы начинает плакать. Я сказал Наташке, что меня это не касается, и нечего докладывать. Постепенно друзьям надоело слушать, как я огрызаюсь, и они перестали спрашивать.
Читать дальше