Тим Каррэн - Чума, бродящая во мраке

— Мы никогда не узнаем, что в тот миг чувствовал Кори, каких моральных сил требовалось, чтобы войти в этот мрачный холодный дом. Чтобы ходить по коридорам в поисках этого создания, заглядывая на чердаки и подвалы, возможно, даже подзывая этого монстра.

— А потом услышать, как оно спускается, но не шагает, а ползёт. Как существо без конечностей. Либо у которого слишком много конечностей. Существо, которое светится во мраке заброшенного дома.

— Существо, которое хнычет, как человеческое дитя, но ни одно человеческое дитя в этом мире не могло быть… Нет, мы ведь не можем знать, мы можем лишь догадываться и предоставить волю нашему воображению…

Да, я уже представлял: мрачный пустой дом, пыль, паутина, скрипящие доски под ногами, висящие на стенах жуткие напоминания о прошлом, словно призраки в разрушенном склепе.

Я практически видел, как мужчина ходит один по коридорам, зовёт существо и знает, что оно должно ответить, должно показать себя и либо выползти по лестнице из подвала, мерцая злобными красными глазами, либо спуститься сверху, по стенам, как получеловек-полупаук.

Естественно, это была всего лишь сказка, которой, без сомнений, наслаждался бы сам Лавкрафт.

Но мне от этого не становилось легче.

У меня по спине ручьём тёк пот, не хватало воздуха, чтобы вздохнуть; я испытывал практически физическое отвращение к тому, чем было и чем не было это создание.

Никогда прежде на меня не оказывала подобного влияния простая сказка, какой бы бредовой и жуткой она ни была.

Я имею в виду, что меня никогда не пугали ни бог Сет с головой змея, ни играющий на свирели в лесах Пан.

Меня восхищали их образы, как и умы, которые их придумали и верили в них.

Но ребёнок Люции Кори… При мысли о нём хотелось запереть дверь дома на ещё один замок и перед сном обязательно заглянуть под кровать.

Но Клэйб ещё не закончил.

Возможно, если бы я знал, что будет дальше и каких усилий от меня это потребует, я сбежал бы из этого трейлера.

А может, и нет.

Ведь фольклористу присуще врождённое любопытство.

Клейб рассказал, что по местным поверьям, Джон Кори нашёл дитя, завернул его в мешковину, отнёс в собственный дом и запер на чердаке.

Его держали на чердаке не только для того, чтобы скрыть от посторонних глаз, но и оттого, что существо боялось солнечного света.

Как паук или летучая мышь, оно хорошо росло только в темноте, и поцелуй солнечного света был для него губителен.

Клэйб перечитал множество источников, но все они сходились на том, что чудовище было женского пола.

Заботились о нём и кормили его только члены семейства Кори.

Спало существо в детской кроватке, как и обычный ребёнок. И днём оно лежало тихо, но по ночам начинало плакать и кричать.

Все, кто проходил мимо дома Кори с восходом луны, могли отчётливо слышать, как эта мерзость скулит, хнычет и скребёт по стеклу запертого окна, удерживающего её взаперти.

И упоминалась ещё одна интересная деталь: из-под чердачной двери всегда пробивался странный свет, но не как от лампы или свечи, а мерцающий, ярко-жёлтый.

— И вот мы, мистер Крей, приблизились к самому интересному, — произнёс Клэйб. - Монстр был заперт на чердаке подальше от любопытных глаз и, возможно, даже от взора самого Всевышнего. Он жил на чердаке около двух лет, и за это время несколько членов семьи Кори сошли с ума из-за его присутствия в доме.

Да, если верить сплетням, семейство Кори было вырождающимся с высокой долей наследственного безумия, передающегося из поколения в поколение. Но с появлением этого выродка от связи Люции Кори и безымянного кошмара всё стало ещё хуже.

— Несколько человек сошли с ума. А одну из дочерей — старшую, Мерси — увидели утром, бредущей по ржаному полю соседнего фермера Престона. Девушке было двадцать лет, но волосы её были седыми, лицо старческим и сморщенным, а глаза — остекленевшими и безумными.

Она брела со сгорбленной спиной, как старая карга, но сделала с ней это не длительная работа на протяжении всей жизни, а то, что она видела и за чем ухаживала. Оно высосало из девушки молодость и жизненные силы, выжав, как тряпку.

— Потребовалась сила нескольких взрослых мужчин, чтобы удержать её, потому что она впала в безумие, кричала, шипела, скалила зубы, плевалась и бредила. В моменты относительного спокойствия она начинала плакать и рассказывать о «живых зелёных костях и паутине жёлтой плоти» и о «глазах, которые горят; глазах цвета пламени и тумана».