Челси Ярбро - Хроники Сен-Жермена

Заглянем в воспоминания двух парижанок. Вот что говорит о Сен-Жермене мадам де Юссе: «Графу, кажется, было лет сорок. Хорошо сложенный, с выпуклой грудью, он не выглядел ни плотным, ни тощим; тонкие неправильные черты его лица производили благоприятное впечатление. Его гардероб состоял в основном из одежд черно-белых тонов, достаточно скромных, хотя на одном из придворных празднеств всех поразили подвязки и пряжки графа, щедро усыпанные бриллиантами. Никто не знает, откуда взялось такое богатство. Король [Людовик XV] не терпел насмешливой или снисходительной болтовни о графе и часто беседовал с ним с глазу на глаз». Мадам де Жанли дополняет картину: «Он [Сен-Жермен] был немного ниже среднего роста, хорошо сложен, крепок, очень подвижен. Волосы темные, почти черные; цвет кожи оливковый. Его ироничное, умное лицо говорило об одаренности, что подтверждали совершенно замечательные глаза: глубокие, черные, столь проницательные, что, казалось, ему ничего не стоит заглянуть в вашу душу. Он очень изящно изъяснялся на французском, с небольшим, правда, акцентом, и в такой же манере — на английском, итальянском, испанском, немецком и португальском. Считалось, что он еще знает греческий и латынь. Как превосходный музыкант, граф мог без репетиций аккомпанировать любой песне, демонстрируя мастерство, изумлявшее Филидора. Он часто развлекал нас своими экспромтами на клавесине, скрипке или гитаре».

Казанова встречался с графом по меньшей мере трижды, и тот ему совсем не понравился. На известие о его «смерти» он замечает, что «этот мошенник» на деле не кто иной, как скрипач Джованнини. А композитор Рамо отождествлял Сен-Жермена с неким искуснейшим музыкантом Балетти. Удивительно, но есть свидетельства, подтверждающие, что и Казанова, и Рамо были правы.

Но, кем бы ни являлся таинственный граф Сен-Жермен, псевдонимами он умел пользоваться просто отменно. Например, в Нидерландах, когда выяснилось, что его средствами поддерживается некая крупная фирма, занимавшаяся литьем и производившая землечерпалки, правительство потребовало, чтобы граф продал свой пай в деле кому-либо из подданных государства, ибо властям хотелось ослабить влияние иностранцев в имеющих военное значение отраслях. Сен-Жермен незамедлительно подчинился приказу, правительство благосклонно восприняло это, и никому тогда и в голову не пришло, что долю выкупил все тот же граф, скрывшийся под фамилией, более благозвучной для чиновных ушей. Граф сам признавал, что имеет более двадцати псевдонимов, а сколько их было в действительности, можно только гадать.

Он был алхимиком, мистиком, композитором, покровителем разного рода искусств. Он любил утонченные развлечения, жил на широкую ногу, много ездил, его охотно принимали августейшие особы Европы. Ему приписывают около полудюжины литературных произведений, Хотя подлинность авторства установлена лишь для единственного стихотворения, опубликованного в сборнике «Podmes Philosophiques sur l'homme». Три или четыре года он наставлял Антона Месмера. Он состоял в дружеских отношениях со всеми известными аристократами, политиками, художниками, учеными и мистиками того времени. И сам оставался загадкой.

Сен-Жермен утверждал, что знает более тридцати языков, и, хотя эта цифра никогда не проверялась, существуют неоспоримые свидетельства его лингвистической одаренности. Он бегло говорил на всех европейских языках, включая польский (служил переводчиком у Фридриха Великого) и чешский (свободно читал депеши, перехватываемые французами). Он, конечно, знал русский (делал переводы на итальянский), греческий (письменные и устные переводы), арабский и турецкий (изучал документы, загостившись у одного австрийского аристократа в тысяча семьсот пятьдесят пятом или пятьдесят шестом году), шведский (беседовал с посланником при прусском дворе) и несколько балканских диалектов. Тексты для своих песен предпочитал выбирать из итальянской или английской лирики, утверждая, что эти наречия наиболее музыкальны.

В оккультных кругах принято полагать, что граф Сен-Жермен является сыном князя Трансильвании Франциска (или Франца, или Ференца) Рагоци (или Ракоци), судьба которого была переменчива. К концу жизни он потерял титул, земли, права и корону. Его семейство подверглось изгнанию, а двоих детей взялись «опекать» Габсбурги. Третий ребенок (самый старший или самый младший, в зависимости от версии, какую вам угодно избрать) «потерялся». Считается, что он-то впоследствии и сделался той загадочной и блестящей персоной, которая так занимает нас и поныне.