Челси Ярбро - Хроники Сен-Жермена

Рассказчик внимательно огляделся. Глаза почти всех слушателей были устремлены на него, и лишь шестой гость с неким отчуждением смотрел на замысловатый треножник, поддерживающий туманно поблескивающее стекло, в котором играли каминные блики. Уиттенфильд кашлянул, гость встрепенулся.

— Прошу прощения, — сказал он. — Притягательная вещица.

— Конечно, — кивнул Уиттенфильд. — Я убежден, именно потому ее и не свезли в свое время на свалку. Как бы там ни было, вернемся в Антверпен. Итак, Сабрина Гросситер укрылась в дверной нише хлебной лавчонки и протомилась там несколько долгих часов. Она полагала, что иностранец использует приобретенный в трущобных кварталах дом для секретных свиданий, но, видимо, ошибалась, ибо ни одна женщина в него так и не вошла. Далеко за полночь дверь особняка, впрочем, раскрылась, и на улицу выскользнул мужчина среднего возраста в ливрее слуги, однако сам хозяин продолжал оставаться внутри. Было холодно, очень холодно. Руки и ноги Сабрины совсем занемели, когда наконец она увидела, что в окнах верхнего этажа гаснет свет. Бедняжка приободрилась, надеясь, что иностранец вот-вот выйдет, чем даст ей хотя бы мизерную возможность стащить у него кошелек. Никого больше в округе не наблюдаюсь, бродяги и проститутки расползлись по своим прибежищам и притонам.

— Как-то глупо с ее стороны — рассчитывать на то, что человеку вздумается встать среди ночи и отправиться черт-те куда. — Твилфорд оглянулся на остальных с молчаливым призывом поддержать его вывод.

— Все женщины этой линии у нас таковы, — с ханжеской грустью кивнул Доминик, но вид у него был довольный.

— Она пребывала в отчаянии, — заметил шестой гость.

— В упомянутом уже мной дневнике, — несколько резковато продолжил лорд Чарльз, — сказано, что иностранец покинул свой дом примерно за час до рассвета. Сабрина даже не видела как он вышел, ибо черное одеяние делало его практически неразличимым в ночной темноте.

— Прохвост явно что-нибудь замышлял, — буркнул сердито лорд Грейвстон. — Я бы на ее месте крепко подумал, прежде чем приближаться к подобному типу.

— Но ей ничего другого не оставалось, — кротко возразил Уиттенфильд, допивая портвейн. — И потом, бедняжка, как сообщает дневник, была слегка не в себе от голода и тревоги. Возможно, она задремала, возможно, впала в оцепенение, однако о том, что жертва уходит, сказал ей лишь звук удаляющихся шагов. Как бы там ни было, Сабрина побежала за незнакомцем, но споткнулась и неминуемо бы упала, если бы тот не обернулся и не поддержал ее на лету.

— И в ответ на такую любезность она, разумеется, тут же отказалась от мысли его обокрасть? — спросил лорд Грейвстон, сосредоточенно разминая в чашечке своей трубки табак.

— Ничуть не бывало, — отвечал Уиттенфильд, во весь рот улыбаясь. — Наоборот, она решила, что случай ей на руку, и, привалившись к мужчине, вцепилась в его поясную пряжку. Вы знаете, как носили тогда пояса — поверх камзола и чуть ниже талии, на животе. Она надеялась расстегнуть пряжку и сдернуть с богатого иностранца весь пояс — с привязанным по тогдашним обычаям к нему кошельком.

— Смелая женщина, — заметил дотоле молчавший слушатель. — Удивительное присутствие духа.

Уиттенфильд возмущенно воззрился на невежу, осмелившегося его перебить в самый захватывающий момент подошедшего к поворотному пику рассказа.

— Боже, Хэмворти, вы разве не спите? — с саркастической вежливостью осведомился он.

— Нет, просто на миг задремал, — мирно откликнулся Хэмворти. — Я нахожу вашу историю интересной, хотя и не знаю, к чему она приведет.

— Вы меня успокоили, — ответил в тон ему Уиттенфильд и продолжил: — Я уже говорил вам, что ночь была очень холодной. Сабрина замерзла, пальцы плохо ее слушались, и пряжка не поддавалась; к тому же ей ведь не приходилось ранее красть. Кончилось тем, что мужчина заметил возню и крепко схватил несчастную за руки.

— А потом кликнул стражу, и злоумышленницу отправили к мужу в тюрьму. Но о зеркале речи по-прежнему нет, — раздраженно нахмурился Твилфорд.

— Он никого не кликнул, — лукаво ответствовал Уиттенфильд. — Он просто стоял, пронизывая свою пленницу взглядом, и Сабрина знала об этом, хотя и не видела в ночной тьме его глаз. Так продолжалось какое-то время, потом незнакомец требовательно спросил, что ей нужно. На голландском, конечно.

— Конечно, — повторил Доминик, наполняя бокал кузена портвейном и подтягивая бутылку к себе.