Иеремия Готтхельф - Черный паук

Тот шел по откосу быстрыми шагами в сопровождении коренастого служки; жаркое солнце и крутая дорога не были им помехой, потому что речь шла о спасении чьей-то души и о предотвращении тяжелого несчастья. Потому так и боялся пастор опоздать, возвращаясь от больного. В отчаянии упала Кристина ему в ноги и, обнимая его колени, просила избавить ее от этого ада, пожертвовать ребенком, который еще не видел жизни. А паук, вздыбившись еще выше, жутко мерцал черными отблесками на разгоряченном лице женщины и ужасным взглядом пялился на священную утварь и принадлежности пастора. Тот, однако, оттолкнул Кристину в сторону и осенил крестным знамением. Он хорошо видел врага и его уловки, но ради спасения души младенца уклонился от схватки с ним. Тут Кристина вскочила на ноги и изо всех сил рванулась вслед за пастором; однако сильная рука служки удержала одержимую женщину. Пастор успел тем временем защитить дом охранительной молитвой, принять ребенка в освященные руки и вверить его судьбу Тому, над кем бессилен ад.

В это время во дворе происходила ужасная схватка: Кристина, стремясь заполучить некрещеное дитя, прорывалась в дом, но ее удерживали сильные мужские руки. Над домом бушевала буря, косые молнии змеились над ним, но рука Господня оберегала его. Наконец дитя было окрещено, а Кристина в бессильном отчаянии все еще продолжала кружить вокруг дома. Охваченная невыносимой мукой, она издавала такие нечеловеческие вопли, что скот в хлевах дрожал и рвался с привязи, а дубы в лесу отвечали испуганным шумом.

В доме ликовали по поводу новой победы сельчан, поражения Зеленого Человека и напрасных стараний его пособницы. На дворе же в муках каталась по земле Кристина: ее лицо свело судорогой, которой не доводилось испытывать ни одной роженице на свете, а паук все больше раздувался, и все большим жаром пылало тело женщины. Тут Кристине показалось, будто ее лицо лопается, словно из него рождаются горящие угольки и, оживая, расползаются по лицу, рукам и ногам, живым огнем растекаются по всему ее телу. Затем в неверном отблеске молнии она увидела, как по ней бежит множество длинноногих, ядовитых черных паучков и растворяется в темноте ночи, а им вдогонку спешат полчища новых, таких же длинноногих и налитых ядом. Наконец скрылся в ночи последний, и жжение на лице утихло, паук уменьшился в размерах и снова превратился в едва заметную точку и пялился потухшим взором в сторону своего дьявольского выводка, который он произвел на свет и который расползся во все концы, как живое напоминание о том, что нельзя шутить с Зеленым Охотником.

Бледная, подобно роженице, побрела Кристина домой. Хоть лицо ее и не пылало более прежним огнем, однако душевный жар не ослабевал; и как ни жаждало покоя ее измученное тело. Зеленый Человек навсегда отнял у нее покой. Так и бывает со всяким, кто попадет в его руки.

Тем временем в доме продолжалось ликование, и никто не слышал, как мычит и мечется в стойлах скот. Наконец люди пришли в себя от радости, и несколько человек пошли проверить, что происходит в хлеву. Бледные от ужаса люди вернулись в комнату с вестью о том, что самая лучшая в селе корова мертва, а остальные так страшно мечутся, что на них невозможно смотреть. «Творится что-то страшное и непонятное», — повторяли они.

Ликование утихло, и все побежали к скоту, чей рев эхом раскатывался по окрестностям, и никто не мог понять, что же происходит. Против колдовства были пущены в ход все известные народные и церковные средства, но все оказалось напрасным: еще до рассвета весь скот в хлеву околел. То здесь, то там начинали мычать коровы и быки, до того бывшие спокойными, жалобно звали перепуганные животные на помощь своих хозяев, но люди могли только смотреть, как надвигается беда.

Как на пожар спешили они в свои дома, но помочь ничем уже было нельзя: то здесь, то там падал скот, крики людей и животных огласили горы и долины, и солнце, покинувшее долину в часы счастья, осветило ее в страшном горе. При свете солнца люди, наконец, увидели, как в хлевах, где погибали животные, кишело бесчисленное множество черных пауков. Они ползали по животным, по сену и соломе, и все, к чему они прикасались, становилось ядовитым. Ни один хлев нельзя было очистить от забравшихся туда пауков. Казалось, будто они вырастают из-под земли; нельзя было также защитить от них ни одно стойло, куда они еще не успели забраться, они беспрепятственно проникали сквозь любые стены, кучами падали с потолка. Скот выгоняли на пастбища, но тем самым тоже обрекали его на гибель, потому что, стоило корове ступить на траву, как тут же земля под ее ногами начинала шевелиться, и, подобно жутким альпийским цветам, распускались черные, длинноногие пауки, заползали на животных, и исполненный смертной тоски крик доносился в долину. Причем все эти пауки были как две капли воды похожи на того, что сидел на лице Кристины.