Тим Пауэрс - Три дня до небытия

– Из 2006-го? Тогда ему всего… если он – это я… пятьдесят четыре. Он выглядит старше.

Маррити попытался прикрыться скепсисом, но ничего не вышло. Он поверил в это, поверил, что этот старик с опухшим лицом – действительно он сам, и ему была отвратительна сама мысль, что этот брюзгливый старый дурак где-то бродит, с кем-то разговаривает. Маррити ни разу в жизни не напивался вдрызг, до полного беспамятства, но сейчас ему казалось, что именно это с ним и происходит. Что он еще наговорит, беспомощно гадал Фрэнк, какие мои личные тайны разболтает этим людям?

Щекам стало горячо.

– Дафна разговаривает с ним?

– Думаю, он не рвется с ней поговорить, – тихо возразила Шарлотта. – У него за плечами уже два жизненных пути – один почему-то прервался, и его выбросило в другую жизнь. В первой, счастливой, Дафна умерла вчера в итальянском ресторане. Он добивается, чтобы на этой временной линии она не стала взрослой – чтобы ее жизнь оборвалась.

У Маррити голова шла кругом, он не мог поднять глаза на Шарлотту.

– Он – не я. Я не мог бы этого хотеть. Что такого могла сделать Дафна… Он уперся взглядом в свои стиснутые кулаки. Шарлотта накрыла один из них ладонью.

– Не существует определенного будущего, – повторила она. – Освободившись от всего этого, вы с Дафной сможете делать все, что захотите, – она чуть сжала его руку. – Но старик рассказал Гольцу, что во второй жизни ты, то есть он, и Дафна оба стали алкоголиками, жили в каком-то трейлере и ненавидели друг друга. Дафна однажды хотела взять его машину, он загородил дорогу, и она наехала на него, сдав назад.

– Это были не мы. Это были не мы.

– Сделай так, чтобы этого не случилось.

Она повернулась к нему лицом, и Фрэнк не видел ее глаз.

– А что ты… – начал он, но неуверенно запнулся. Она подняла голову, и он продолжил: – Это не мое дело, но для чего машина времени нужна тебе?

Шарлотта глубоко затянулась и выдохнула дым длинной струйкой.

– Верно, – как-то рассеянно ответила она, – это не твое дело. Однако и твоя жизнь не мое дело, я Дафне не нянька, но почему-то увязла во всем этом, – она погасила окурок в пепельнице. – Тебя заранее предупредили, что со спиртным надо поосторожнее, ты понял?

– Да, понял.

– Начнешь соблюдать осторожность прямо сегодня?

– Нет, не сегодня.

Шарлотта подняла пустой бокал и чуть привстала, а потом снова села на место.

– Я хотела вернуться, – быстро вполголоса заговорила она, – чтобы не дать моей юной версии ослепнуть в 1978 году. Все, что я делала, было ради ее спасения. Я даже забыла, что та девочка – это я, она кажется мне скорее моей пропавшей дочерью, которую нужно спасти. Если я спасу ее, я могу исчезнуть, а она станет новым человеком, рожденным от меня как… – она взмахнула пустым бокалом.

– Партеногенез, – подсказал Маррити.

– Точно. То же тело, другая личность. – Не выпуская пустого бокала, она грациозно поднялась на ноги.

– Повторим?

– Повторим.

Через дорогу от отеля Рузвельта располагался передний двор Китайского театра с афишами и позеленевшими медными крышами. Лепидопт прильнул к окну, рассматривая нарядное старое здание, пока Малк, вывернув с Голливудского бульвара, искал, где припарковать машину на Ориндж-стрит. На стоянку отеля он заезжать не хотел.

«Интересовались ли они, что стало с плитой Чарли Чаплина, лежавшей перед театром? – размышлял Лепидопт, когда машина, качнувшись, резко встала. – Кто бы мог подумать, что она попадет в мотель „Вигвам“ в Сан-Бернардино?»

– АПАМ, джентльмены, – напомнил Мишел, когда они, выйдя из машины, остановились, моргая от яркого палящего дневного солнца на голливудском тротуаре в разгар лета.

Лепидопт решил, что с него хватит. АПАМ – Avtahat Paylut Modienit – означало «обеспечение безопасности операции», первое, что должен был усвоить каждый катса.

– Мы – катса, – бросил он.

– Кто же еще, – улыбнулся ему Мишел.

Он задержался в тени густой магнолии, ветви которой нависали над стеной отельной парковки, и Малк с Лепидоптом, потоптавшись, остановились рядом.

– Не забывайте: нам нужна информация о группе противника и все, что они могли узнать о машине Эйнштейна. Изображаем заботу о дочери этого мужчины, выражаем готовность помочь женщине, но в действительности они нас не интересуют. Каждый – либо мишень, либо враг.

– Мы катса, – повторил Лепидопт. – Все это нам известно.

– Вот как? – прищурился Мишел. – А тебе не приходило в голову, что диббук, проникший в тело девочки, был бы полезнее, чем девочка сама по себе? – он вскинул свою худую руку. – Хотя теперь уже нет, раз ты позволил противнику захватить девчонку. Вопрос снимается.