Энн Райс - Гимн крови

— Михаэль, — сказал я. — Что делает Ровен?

Казалось, он меня не услышал. Он продолжал:

— Медицинский центр Мэйфейров, ее работа над ним была маниакальной, ты это знаешь, или, возможно, не знаешь, — он посмотрел на Мону. — Но никто другой не может понять, что она работает до изнеможения, без личной жизни, тихой жизни, без мысли о чем-либо, что бы не касалось Центра. Он ее захватил. Это чудесно. Но в каком-то смысле это просто бегство.

— Мания, — тихо сказала Мона. Ее заметно трясло.

— Верно, — сказал Михаэль. — Ее образ на публику — единственный ее образ. Ее внутренний мир полностью рассыпался. Или это произошло из-за секретов Центра. И теперь вот эта вспышка, абсолютная дезориентация, это сумасшествие. Ты представляешь, как много людей воодушевляется ее энергией, ее примером? Она создала мир, который держится на ней. Члены семьи отовсюду приезжают к нам, чтобы изучать медицину, в госпитале открывается новое крыло, есть программа по изучению мозга, она контролирует четыре исследовательских проекта, я не знаю и половины всего. Ты напомнил мне о моих собственных нуждах, а потом вот это все…

— Что все-таки произошло? — настойчиво спросил я.

— Прошлой ночью она часами лежала в кровати. Она что-то шептала. Но мне не удалось расслышать. Она не хочет разговаривать со мной. Не хочет выходить из этого. Она не хочет надеть ночную сорочку, чтобы лечь, как положено в постель, не хочет она также есть и пить. Я лег рядом с ней — как ты мне говорил. Обнимал ее. Даже пел для нее. Ирландцы любят петь, ты знаешь. Мы поем, когда нам грустно. Странное свойство. Я думал, что только у меня такая привычка. А потом узнал, что все Мэйфейры так делают. Это поет тиронская кровь МакНамаров, доставшаяся нам от дядюшки Джулиана. Я пел ей меланхоличные песни. Стал засыпать. Когда я проснулся, ее уже не было. Я нашел ее глубоко в саду, на газоне под дубом. Она была босая, в своем симпатичном шелковом костюме и копала, копала, копала — там, где закопаны останки. — Он посмотрел на Мону. — Она была боса и копала одной из больших садовых лопат. Она разговаривала сама с собой про Эмалефа и Лешера. И проклинала себя. Когда я попытался ее остановить, она меня ударила. Я попытался ей напомнить, что она переместила останки — как только был завершен медицинский Центр Мэйфейров, ей пришлось избавиться от останков.

— Эмалеф и Лешер? — спросил я.

— Я помню, — сказала Мона. — Я была там, когда это случилось.

— В этот день она была безумна, — сказал Михаэль. — Она повторяет себя. Она сказала, что принадлежит Таламаске. Они отсеивают мусор, как команда археологов. Да, ты их видела, и этот дух, он был таким сильным.

Мона пыталась справиться со своими обычными слезами. Мое сердце раскрылось для них обоих. Они были пленниками своих секретов.

— Продолжай, — сказала Мона.

— Я пытался ей втолковать. Они перекопали все окрестности. Они все переместили в Медицинский центр Мэйфейров. Но она будто не понимала. Я напомнил ей то, что она сама как-то мне говорила. Это был хрящ, хрящ существ, довольно таки аморфных. Не было и следа преступления! Но она не слушала. Она продолжала вышагивать и разговаривать сама собой. Она заявила, что я совсем ее не знаю. Мол, она всегда мне это говорила. И снова стала утверждать, что ей нужно вступить в Таламаску, там найти свой покой. Словно речь шла о монастыре. Сказала, что ее место там. В Таламаске. В старые времена, когда женщины делали плохие вещи, их отсылали в монастыри. Утверждала, что составит завещание в пользу Таламаски, и они ее примут, безумного ученого, потому что такова она на самом деле. Мона, она не верит, что я ее понимаю. Что у меня есть силы прощать.

— Я знаю, дядя Михаэль, — сказала Мона.

— В ее глазах, я лишь смертное дитя, — сказал Михаэль дрожащим голосом. — А потом она сообщила еще более ужасную вещь.

— Что? — спросила Мона.

— Она сказала, что ты… Что ты мертва.

Мона не ответила.

— Я продолжал убеждать ее, что с тобой все в порядке. Мы же только что тебя видели. С тобой все было в порядке, ты поправилась. Но она все так же мотала головой. "Моны больше нет среди живых". Вот, что она сказала.

Михаэль посмотрел на меня.

— Лестат, ты придешь? — спросил он. Я был несколько озадачен. У этого человека прекрасно развита интуиция, но во мне он упорно продолжал видеть лишь то, что хотел видеть.

— Ты ведь поговоришь с ней? — продолжал он. — Ты умеешь оказывать на нее такой успокоительный эффект. Я это видел своими глазами. Если ты и Мона придете… Возьмите с собой Квинна. Ровен любит Квинна. Ровен не замечает многих людей. Но она всегда любила Квинна. Возможно, потому что Квинн способен видеть духов, не знаю. А может, это потому что Квинн и Мона любят друг друга, не знаю. Она любит Квинна еще с тех пор, как он впервые пришел к нам, чтобы пригласить Мону. Она всегда доверяла Квинну. Но Лестат, если бы ты поговорил с ней… И Мона. Если бы ты пришла и показала ей, что жива, показала бы, что с тобой все хорошо, обняла бы ее…