Юрий Бурносов - Чудовищ нет

Кушанья у Миклашевских не подавали из буфета, но выставляли на стол, и перемен было очень много. Повар у них был не француз, а итальянец, приготовлявший блюда самые разнообразные и даже русские: как уверял сам Миклашевский, «такого борща, как мой Сезаре, во всей Москве не готовят». Припомнился рассказ мужика-возницы о том, как «бяковские с серафимовскими шапки поснедали», но Иван Иванович о том вслух рассуждать не стал, не к месту оно пришлось бы.

Народу собралось множество — видимо, у Миклашевских был званый вечер, и Рязанов в самом деле угодил как нельзя кстати.

Представив новоявленного гостя остальным и произведя обратный процесс, Миклашевский усадил Рязанова за стол, и ему тотчас принесли супу. Не чинясь, Рязанов выпил две рюмки можжевеловой водки и занялся едою, прислушиваясь к застольным беседам.

Говорили за столом, как водится, ерунду: как Каратыгин Николай Павлович, помещик, обратил на себя в гостях у доктора полную супницу с зеленым борщом; как девка, что у Марьи Ивановны живет, вышивать горазда, а притом еще и дивно поет, и кулебяку заворачивает, хотя обыкновенно девки делают с успехом что-то одно; что какой-то Зыкин продает двух мосек и неплохо бы тех мосек купить, покамест не сделал этого все тот же Каратыгин, который хотя человек жестокий и тваренелюбивый, весьма притом тщеславен и надо ему, чтобы такие моськи были у него одного и ни у кого более, хотя моськам с того будет не жизнь, а мука.

Особенное внимание Рязанова привлек человек в ярко-розовом галстухе, украшенном заколкою с большим самоцветом, явно фальшивым, и в претенциозном пенсне. Сидел он ровно, словно аршин проглотил, ложкою орудовал с чрезвычайной медлительностью и все смотрел по сторонам блеклыми, как у младенца, глазами. Звали человека в нелепом галстухе Илья Ильич Армалинский — так сказал Рязанову хозяин дома, добавив вполголоса:

— Знаток здешних мест, личный почетный гражданин! Его кое-кто даже местным летописцем, хроникером прозывает… По медицинской части, опять же, способствует. Доктор-то есть только в городе, заболели вы — извольте посылать за ним, да на тройке или, по крайней мере, на паре, в приличном экипаже, с кучером. Привезли доктора — за визит ему нужно дать пятнадцать рублей. Оно вроде бы и не жалко, но накладно, знаете ли, хворать. Вот Армалинский и кстати… Он, не премину заметить, порою обычный человек и ведет себя как свойственно обычному человеку, но порою же — совершеннейший рамоли [2] Рамоли — расслабленный, немощный, впавший в слабоумие человек (от фр. Ramolli). . Коли заговорил по-французски, значит, плохо дело… А помимо прочего, держит дома мышей в клетках: белых, отвратительных, с красным зраком.

— Кстати, напомнили… Представляете, прямо на станции продавались мышеловки; я купил одну вроде как в подарок… Погодите, она у меня в саквояже, сейчас принесу, — сказал Рязанов и, сбегав в указанную слугою комнату наверху, вернулся со словами: — Вот, извольте — преискусно сделано!

И поставил на столик мышеловку, сработанную в виде церковки из деревянных плашечек и проволочных прутьев.

— Ах! — сказала дочь Миклашевского Клавдия Афанасьевна. — Какая жестокость! А ежели мышь туда вскочит, что же с нею делать?

— Прибить, что же еще? — сказал кто-то, кого Ивану Ивановичу представляли, но фамилию он уже успел за ненадобностью забыть.

— Как можно! Жестокий!

— Тогда на улицу отпустить, и вся недолга, — предложил Рязанов, но девушка замахала на него руками:

— Что вы! Что вы! Она ведь непременно обратно в дом забежит да еще потом и укусит.

— Помилуйте, зачем же ей вас кусать? Никогда не видал человека, которого вот так, ни с того, ни с сего укусила бы мышь!

— Как же — ни с сего? Из мести.

Иван Иванович не нашелся что на это сказать и, посидев еще немного и не сыскав в себе больше сил откушать «того-то и непременно еще того-то», как предлагал добрый Афанасий Адамович, вышел на веранду, где в одиночестве обретался Армалинский. Неучтивым это никто бы не назвал, ибо общество уже насытилось и распалось на маленькие группы по возрастам, полам и интересам.

— Что, наскучило вам с молодежью? — спросил «рамоли», поправляя пенсне. — Они, конечно, ныне папильоны [3] Папильон (устар.) — несерьезный, легкомысленный человек (от фр. Papilio — бабочка). , но…

— Отчего же, — сказал Рязанов, — вовсе нет. Просто имею к вам вопрос, Илья Ильич, как к знатоку здешних мест и событий.

— Уже отрекомендовали? Польщен. Я весь внимание, господин Рязанов.