Джеймс Херберт - Возвращение призраков

Они вышли на широкую площадку перед лестницей, к которой когда-то, давным-давно, подъезжали кареты, где собирались всадники со сворами суетящихся у лошадиных ног гончих или толпились спешащие на бал гости. Грейс указала на свет, видневшийся на обветшавшем фасаде.

Верхние этажи старого дома терялись в тумане, стены, казалось, уходили в забвение, в туманную пустоту, ведущую в бесконечность. Эш ощутил мерзость запустения и нечто большее — здесь была какая-то зараза, черная злоба, которая не проявляла себя во время их первого посещения. Возможно, только темнота могла обнажить гнойную язву этой несчастной души, или некий временной цикл управлял этими нечестивыми выделениями, поскольку Эш явственно чувствовал, что выпущенное на Слит зло достигло своей кульминации, а может быть, даже и своего свершения. Он поежился от этой мысли, не понимая, откуда она взялась.

— Отец внутри.

Эш резко взглянул на Грейс:

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда же, откуда и ты, — ответила она, светя фонарем на вход в Локвуд-Холл.

Она начала пересекать каменную, поросшую травой площадку. Когда Эш присоединился к ней, Грейс уже подошла к ступеням, ведущим к колоннам у входа. Эш взял у нее фонарь, и они начали подъем.

— Слышишь?..

Грейс остановилась, и он обернулся к ней, поставив ногу на ступеньку.

Музыка была едва слышна, она нарастала и убывала, так что ему приходилось вслушиваться. Она напоминала отдаленные звуки клавесина.

Грейс подошла к нему и взялась за его локоть.

— Я часто слышала это, когда была маленькой, — сказала она приглушенным голосом и добавила: — Когда отец брал меня сюда.

— И он знал?..

— Я... не могу вспомнить. Наверняка я спрашивала его, слышит он музыку или нет. — Она прикоснулась к виску, словно воспоминания вызывали боль. — Я танцевала под эти звуки у меня в голове, и он предупреждал, что пол внутри может провалиться.

— Тогда зачем же он приводил тебя?

Грейс не ответила, и Эш не знал, то ли ей изменила память, то ли она просто не хотела дальше погружаться в свои воспоминания. Он заподозрил последнее.

Но не стал настаивать, а просто сказал:

— Пойдем, разыщем его.

Они вместе преодолели последние ступени, и, когда добрались до входа, музыка прекратилась. Как будто их присутствие не осталось незамеченным. Эш направил фонарь в обширное пустое пространство внутри.

Ничто не изменилось с первого посещения: широкая, но полуобвалившаяся лестница, жалкий символ былой роскоши, торчащие из разбитых стен стропила, кучи мусора, как маленькие холмы, — все было точно так же, как и в первый день. И все же теперь Эш ощущал в этом месте какую-то неуверенность — нет, какую-то опасность, — которой не было раньше. Он чувствовал, что ветхое строение стало еще более хрупким, и, будто дразня его неуверенность, откуда-то сверху обрушилась гора пыли и мусора.

Оба отшатнулись; Эш направил фонарь вверх. Туман так наполнял помещение, что луч еле проникал выше первого этажа. Они подождали у входа, пока последняя частица пыли не упала на замусоренный пол.

Когда эхо затихло, Эш сказал:

— Это слишком опасно, Грейс. Нам не попасть внутрь. — Он говорил тихо, словно боялся, что их подслушают. — И кроме того, у нас нет никаких доказательств, что твой отец здесь.

Грейс не потрудилась ответить. Она вошла внутрь, и Эшу пришлось последовать с фонарем за ней.

— Посвети туда, — указала она.

Он сделал, как она просила.

Вестибюль находился меж двух винтовых лестниц прямо напротив места, где стояли Эш и Грейс. Эш посветил на них, но, хотя туман здесь был реже, он все же не позволял лучу проникнуть далеко.

Эш вздрогнул, когда Грейс вдруг сказала:

— Я знаю, где он, Дэвид. Я вспомнила.

Она снова бросилась прочь, и снова Эш последовал за ней. Светя фонарем под ноги, нащупывая каждую ступеньку, боясь, что лестница рухнет под ногами, они стали подниматься. Везде валялись сухие листья, принесенные ветром через вход. Теперь Эш пошел впереди, и вскоре они дошли до конца лестницы, изогнувшейся, как клещи. Вестибюль исчез внизу, оставив ощущение еще большей неуверенности.

Часть потолка обвалилась, вверху и внизу виднелись дыры, отчего Грейс и Эшу приходилось осторожно обходить провалы в полу. Проход был таким узким, что Эш прижимался к стене. Он опёрся рукой о выцветшую штукатурку и повернулся к Грейс.

— Пощупай, — сказал он ей.

Она пощупала и, вскрикнув, отдернула руку.

— Она как будто вибрирует.

— Но поверхность неподвижна, — ответил Эш, почти касаясь стены фонарем. — Смотри, пыль здесь совершенно нетронута.