Уильям Ходжсон - Путешествие шлюпок с «Глен Карриг»

На полуюте схватка была не менее ожесточенной; здесь, привлеченный криком о помощи, я увидел женщину-кока, наносившую окровавленным топориком для мяса увесистые удары чудовищу, вцепившемуся щупальцами ей в платье; и с этим грозным оружием она обращалась с такой сноровкой, что расправилась с врагом еще до того, как я успел прийти к ней на подмогу. В следующую секунду я с изумлением, какое едва ли было возможным в столь гибельных обстоятельствах, увидел неподалеку вдову капитана, размахивавшую небольшой шпагой; ее губы слегка приоткрылись, а зубы, напротив, были крепко сжаты, из-за чего выражение неподвижного лица безумной напоминало тигриный оскал. Она не кричала и вообще не издавала ни звука, но я не сомневался: где-то в глубине души она все же сознавала, что каждый нанесенный ею удар — месть за погибшего мужа.

На протяжении нескольких последующих минут я был очень занят; когда же пространство вокруг меня немного расчистилось, я приблизился к нашей доблестной поварихе с намерением спросить, где находится сейчас госпожа Мэдисон. Отдуваясь и вытирая пот с раскрасневшегося лица та объяснила, что заперла Мэри в каюте, боясь, как бы с ней не случилось что-нибудь плохое; услышав такой ответ, я едва не расцеловал добрую женщину за столь приятное известие, так как все время, пока на палубе шел бой, я бесконечно волновался о моей возлюбленной.

Вскоре сражение пошло на убыль, а потом прекратилось вовсе — не столько благодаря нашим усилиям, сколько благодаря тому, что «Морская птица», продолжая двигаться, успела удалиться от плавучего континента на довольно значительное расстояние. Убедившись, что опасность миновала, я сбежал по трапу вниз и постучал в дверь моей возлюбленной. Мэри тотчас отворила и, обхватив руками за шею, некоторое время плакала у меня на груди, ибо очень испугалась и за меня, и за всех наших товарищей. Впрочем, скоро она осушила слезы и принялась возмущаться своей строгой наставницей, которая заперла ее в каюте и не пустила сражаться. Целый час Мэри отказывалась даже разговаривать с этой доброй женщиной, но мне удалось смягчить ее сердце, сказав, что она еще может принести пользу, если позаботится о полученных нами в бою ранах. При этих словах к моей возлюбленной возвратились ее всегдашняя беззаботность и живость, и, достав бинты, корпию, бальзамы и мази, она со рвением взялась за дело.

Чуть позже на палубе снова поднялась суматоха: выяснилось, что пропала вдова капитана. Боцман и второй помощник организовали поиски, но никаких следов безумной женщины мы не нашли; на судне ее не видели с тех пор, как закончилось сражение, и мы вынуждены были признать, что морские дьяволы утащили бедняжку в море, где она, несомненно, погибла. Для Мэри это известие явилось сильным ударом; она оставалась подавленна и грустна на протяжении без малого трех дней и утешилась, лишь когда «Морская птица» покинула пределы южных морей, оставив далеко за кормой мрачную пустыню плавучего континента и его страшные чудеса.

И вот через семьдесят девять дней после того, как мы подняли якорь у безымянного острова, наше путешествие закончилось, и мы вошли наконец в Лондонскую гавань, до которой, кстати, добрались исключительно своим ходом, хотя встречные суда не раз предлагали нам помощь. Здесь мне пришлось попрощаться с моими товарищами, с которыми на протяжении многих месяцев делил трудности и опасности странствий в неведомых морях; впрочем, человек не без средств, я позаботился о том, чтобы каждый из них получил от меня памятный подарок.

Женщине-коку я тоже вручил значительную сумму, чтобы она могла ни в чем не ограничивать мою дорогую Мэри. Вскоре после возвращения на родину эта добрая женщина, не желая жить в грехе, официально обвенчалась со своим плотником и поселилась с ним и детьми в собственном домике на окраине моих владений, но это было уже позже — после того как госпожа Мэдисон заняла подобающее ей место во главе стола в обеденной зале моей усадьбы в Эссексе.

И еще об одном я хотел бы упомянуть напоследок. Каждый, кому случится побывать в моем поместье и встретить там человека все еще могучего, хотя и слегка согнутого годами, должен знать, что перед ним мой старый друг боцман, с которым мы до сих пор частенько засиживаемся за кружкой доброго вина и вспоминаем обо всем, что нам довелось увидеть и пережить. Мы говорим и говорим — то о плавучем континенте, где царят страх и отчаяние, то о печальной стране, населенной тварями, созданными Творцом по образу и подобию деревьев, и лишь когда в залу, где мы сидим, спускаются мои дети, мы замолкаем, ибо малыши не любят этих страшных историй.