Дылда Доминга - Erratum (Ошибка)

- Тогда и я тоже, я останусь с тобой. - Горячо заговорила Грерия.

- Вот видишь, - улыбнулся он. - Была бы ты прежней, бежала бы сейчас со всех ног от меня, смеясь над моим безумием.

- Но это правда, безумие, Самаэль. Что ты задумал?

- Я больше не хочу быть таким, как прежде.

- И что же ты сделаешь? - Она дрожала, боясь услышать его ответ.

- Останусь здесь, в пустыне, пока не сгорю совсем. Мне больше нет места наверху, но и вниз я не хочу.

- А как же твой дом, Аба, в конце концов? Он заметит твое исчезновение и не позволит тебе погибнуть. - Она пыталась ухватиться за любую зацепку.

Падший лишь грустно усмехнулся, белые зубы, как в старые времена, сверкнули на его смуглом лице:

- Он не заметит, у него теперь новая игрушка.

Рептилии больше не пугали Лили, она научилась понимать, что и когда им нужно, и удовлетворять их просьбы еще до того, как они их озвучивали. Также она успела отметить, что дреги в большинстве своем не очень умны, и не отличаются особенной подвижностью, поэтому элементарная человеческая ловкость в случае чего должна была помочь ей улизнуть из их лап. Поначалу ее очень беспокоил тот факт, что она убила нескольких из них, и опасалась мести, но со временем поняла, что если хозяин не позволил им расплатиться с ней той же монетой, они никогда не посмеют нарушить его волю. А самим дрегам, похоже, было совершенно безразлично, кто она такая, и в своих поступках они руководствовались лишь какими-то своими понятиями, а не эмоциями.

- Тащи сюда еду... - прорычал один из них за столом, и в тот же момент Лили поставила перед ним огромный поднос, заваленный падалью. Дреги тотчас же накинулись на угощение, сметая все на своем пути, жадно клацая челюстями, и Лили поспешила поскорее убраться от них. Пятясь, она едва не налетела на толстуху.

- Оглобля неуклюжая, - загремела на нее та. - Сегодня пойдешь в центральные залы, приберешься там, а то от гостей много мусору.

- А как же... - Лили хотела сказать, что еще не успела обслужить все столы дрегов.

- Я сама управлюсь, - оборвала ее толстуха, и по голодно сверкающим глазам Долли девушка не могла понять, то ли толстуха намеревается поживиться чем-то из еды дрегов, от одной мысли о чем ее едва не вывернуло, то ли... Странно было такое предполагать, но в аду могло быть всякое: то ли толстуха неровно дышит по отношению к кому-то из этих жутких чудовищ.

Лили лишь снова поклонилась ей, оставив догадки в стороне, и помчалась в залы. В любом случае, там было куда приятнее, чем с дрегами.

Почти все пространство одного из главных залов было заполнено людьми. Лили еще никогда не видела здесь такого скопления народу, но от остальных слуг уже знала, что грядет ночь проклятых и грандиозные балы, которые продлятся несколько дней. Специально на этот праздник из слоев выпускали сотни красивых женщин, чтобы они могли развлечь и позабавить гостей. Так же, как поговаривали, на этом празднестве появлялись удостоенные чести смертные, но, насколько Лили поняла, в основном, это были колдуны и ведьмы, и люди, заключившие серьезные контракты с хозяином.

Лили вздохнула, продолжая оттирать кровь со стены зала: черные, успевшие присохнуть, следы - здесь подрались два демона. Она почти привыкла за время услужения называть его хозяином, условности врастали в нее, как и во всех остальных слуг, с каждым днем, с каждой выполосканной тряпкой, вымытым корытом фарлаков или очищенным стойлом. Но она помнила его разноцветные глаза, и их короткие беседы, и помнила о загадке, стоящей за сказанными и недосказанными словами, о чем-то, что скрывалось в ее памяти. И продолжая орудовать тряпкой, скорее уже чисто машинально, она думала, вспоминала, прорывалась вглубь своего существа.

- Снова спишь на ходу, - толкнула ее в бок Джой. Эта девушка была такой же служанкой, как и она. Джой рассказала ей не без гордости свою историю однажды, и из этой истории следовало, что ее выбрали в слоях, предложив работу здесь, и Джой, не задумываясь, согласилась, и с тех пор искренне полагала, что это был самый удачный день в ее послежизни. Она не помнила ничего, что было до. Она и всех слоев-то не помнила, а даже о том, что осталось в ее памяти от последнего, никогда не любила говорить, и только вздыхала и произносила что-то вроде того, что завидует Лили, что та не помнит вовсе ничего, и сама хотела бы выкинуть все напрочь. Лили никогда не сознавалась ей, что мучительно складывает все по кирпичикам в своей голове, и что пребывание в слоях уже не скрывалось для нее за такой плотной черной пеленой, как раньше, и что с каждым днем она все больше становится собой, что бы вокруг ни происходило.