Алекс Белл - Девятый круг

27 декабря

Мефистофель. Мефистофель! Все это время я разговаривал с человеком, оказавшимся Мефистофелем! Как же такое случилось со мной? Как это могло произойти? Как могло? Как? Мефистофель — это тот, который известен как «уничтожающий посредством лжи»… Могу ли я верить хоть одному слову, сказанному мне демоном? Хоть одному слову? Он лгал мне, когда говорил о гибели Ники и Люка в автокатастрофе? Или лгал, когда сказал, что они вообще не существовали? Они должны были когда-то существовать! Невозможно любить призрачную мечту.

29 декабря

Я нарисовал их портреты, чтобы успокоить самого себя. Портреты я ношу с собой по всей квартире. Кейси стучала в двери из коридора, но я сделал вид, что меня нет дома. В данный момент я не могу ее видеть. Не могу видеть никого. Я хочу проводить здесь время с Ники и Люком. Правда, они всего лишь воображаемые личности, не более того, потому что, конечно же, я не могу помнить достоверно, как они выглядели. Но это не имеет значения. Когда я разговариваю с Ники, это помогает мне успокоиться. Разумеется, я понимаю, что действительно это не она. Я не теряю рассудка, и со мной не происходит какой-либо подобной неприятности. Я знаю, что моя жена умерла. Я просто беседую с примитивным рисунком, вот и все.

Однако всё в порядке. Ники сама сказала мне, что она реальная личность, а уж она-то должна знать. Ее смерть произошла в результате несчастного случая, как и говорил Стефоми. И я ничего не мог сделать. Я любил их. Они были для меня всем. Я никогда бы не причинил им вреда. Я хочу, чтобы это послание — CIRCLE IX— навсегда исчезло. Сейчас оно горит и на полу, и на стенах.

31 декабря (канун Нового года)

Меня зовут не Габриель Антеус. Что за проклятый сюрприз… В конце концов я узнал всю отвратительную правду о своем прошлом. Я знаю, почему я так стремился наказать сам себя, — потому что, если какой-нибудь живущий на Земле человек и заслуживает наказания, то этот человек я.

Я совершал самые ужасные злодеяния, и они мучат меня теперь, как и мучили прежде. Мне необходимо полностью изолироваться от всех, кто окружает меня. Но сейчас, разумеется, у меня появилась проблема, поскольку жизнь Кейси весьма безнадежно переплелась с моей. Несмотря на мои обещания, я должен прекратить все контакты с ней. Я принял меры к тому, чтобы ее роды прошли в Центральной больнице, чтобы ее поместили в отдельную палату и обеспечили ей максимально возможный комфорт. Я также открыл банковский счет на ее имя и внес туда значительную сумму, чтобы она была обеспечена по крайней мере на несколько лет.

— Но почему же… — спрашивала она, стараясь сдерживать слезы, когда я рассказал ей о своем решении, — почему вы не хотите остаться здесь со мной?

— Я не могу этого объяснить, — тупо отвечал я. — Все должно быть именно так, и не иначе.

— Моя Черная Мадонна пропала, — вдруг сообщила она, глядя на меня с укоризной. — Это не вы взяли ее?

Какое-то мгновение я колебался с ответом.

— Да, я.

— Ага. Ну а могу я получить ее обратно?

— Нет.

— Но она же моя! — взорвалась Кейси. — Ведь тот человек на рыночной площади подарил ее мне! Как же вы осмелились взять ее у меня вот так, тайком? Это же был подарок! Вы не представляете, как я ее полюбила! У меня такое чувство, что я вас совсем не знаю. К вам что, вернулась память, да?

— Да.

— И вы уезжаете из Венгрии?

— Да.

— А когда вы вернетесь?

— Я не вернусь.

— Но вы же обещали мне, Габриель. Обещали! Вы говорили: это не важно, что вы вспомните, мы с вами все равно обязательно будем вместе. Вы говорили, если вам придется уехать, вы возьмете меня с собой, а если я не смогу поехать с вами, то и вы никуда не уедете! Вы сказали, и я поверила вам!

И она начала плакать. Мне было больно видеть ее в таком отчаянии, но что я мог поделать?

— Мне совсем не хочется уезжать, — сказал я. — Мне очень жаль, Кейси. Я не хочу уезжать. Я люблю тебя. И буду любить всегда. Но я не могу оставаться рядом с тобой.

— Но почему же? — спросила она, всхлипывая.

— Не могу тебе объяснить, — ответил я с чувством полнейшей беспомощности. — Послушай, Кейси, ты мне доверяешь? Я имею в виду, ты доверяешь мне вообще?

Она молча кивнула, по ее щекам текли слезы.

— Тогда ты должна верить, когда я говорю, что тебе в жизни будет лучше без меня, чем со мной.

— Это абсурд! — пыталась она кричать на меня сквозь слезы. — Что может быть хуже, чем остаться в одиночестве? Как, по-вашему, я одна справлюсь со всем этим, Габриель?