Стивен Кинг - Перед игрой

Он спрыгнул со ступеньки и добежал до половины дорожки, вдруг его что-то остановило.

— Папа, — сказал он, — где машина?

Торрэнс подошел к нему, и Джеки увидел, насколько он был пьян.

— Разбилась, — невнятно ответил он.

«О…». Теперь надо быть осторожным. Следи за тем, что говоришь. Ради своей жизни, будь осторожным. «Это очень плохо».

Его отец остановился и начал разглядывать Джеки своими тупыми свинячьими глазками. Джеки затаил дыхание. Где-то за лбом его отца, под, похожей на газон, щетиной короткой стрижки, происходила оценка ситуации. Стоял горячий полдень, пока Джеки ждал, тревожно уставившись в лицо отца, чтобы увидеть, как отец схватит его своей медвежьей лапой за плечо, протащит щекой по грубой, потрескавшейся коже ремня, поддерживающей его белые брюки, и скажет: «Пойдем со мной в дом, большой мальчик» строгим высокомерным голосом. Это был единственный способ, каким он мог проявить свою любовь, не разрушая себя, — если это не было чем-то другим.

Сегодня было что-то другое.

На лице отца сгущались грозовые тучи.

— Что ты имеешь в виду? «Это очень плохо». Что это за дерьмо?

— Просто… очень плохо, папа. Это все, что я имел в виду. Все.

Торрэнс взмахнул своей рукой, огромной, похожей на ногу рукой, но очень быстрой, да, очень быстрой, и Джеки упал на пол со звуком церковных колоколов в голове и разбитой губой.

— Заткнись, — произнес его отец, растягивая букву «а».

Джеки ничего не ответил. Сейчас ничего не поможет. Чаша весов склонялась не в его сторону.

— И не смей огрызаться, — сказал Торрэнс. — Ты не будешь пререкаться со своим папой. А теперь вставай и прими лекарство.

Что-то странное было в его лице сейчас, что-то темное и слепящее. Джеки внезапно понял, что в этот раз после ударов, скорее всего не будет объятий, а если и будут, то потом он будет лежать без сознания и ничего не понимать… и, возможно, даже умрет.

Он побежал.

Позади него отец издал рев ярости и погнался за ним, качающийся призрак в белом медицинском халате, неумолимая сила рока, преследующая своего сына от переднего двора к заднему.

Джеки бежал ради своей жизни. Бежал, думаю о домике на дереве. Он не сможет туда взобраться; лестница, прикрепленная гвоздями к дереву, не выдержит его. Я заберусь туда, поговорю с ним; может быть он пойдет спать — о Боже, сделай так, чтобы он ушел спать. На бегу, он рыдал от ужаса.

— Вернись сюда, черт возьми! — Отец ревел позади него. — Вернись и прими свое лекарство! Прими его как мужчина!

Джеки пробежал по ступеням заднего крыльца. Его мать, эта худая и несчастная женщина, выглядевшая еще костлявее в своем выцветшем халате, вышла сквозь дверь-ширму из кухни, чтобы увидеть, как Джеки убегает от преследования отца. Она открыла рот, чтобы что-то сказать или прокричать, но ее пальца сжались в кулак и предостерегли ее от этого, будет безопаснее сдержать крик за плотно сжатыми зубами. Она боялась за своего сына, но еще больше боялась, что ее муж перекинется на нее.

— Нет, не делай этого! Вернись!

Джеки подбежал к большому вязу на заднем дворе, к вязу, с которого в прошлом году его отец выкурил колонию ос, а потом облил улей бензином и сжег его. Мальчик взбирался по небрежно прибитым ступенькам как пьяная молния, но все равно он двигался еще не достаточно быстро. Его отец пытался схватить его, разъяренная рука сжала лодыжку мальчика, хваткой гнущейся стали, потом немного соскользнула, и ей удалось стянуть только мокасин Джеки. Мальчик преодолел три последних ступеньки, и, тяжело дыша и плача, притаился на четвереньках в домике на дереве, 12 футов над землей.

Казалось, отец сошел с ума. Он танцевал вокруг дерева как индеец, ревущий от ярости. Он бил кулаками по дереву. От чего кора разлеталась, а на костяшках его пальцев появились сетки ран. Он бил его. Его большое, лунообразное лицо было белым от расстройства и красным от злости.

— Пожалуйста, папа, — стонал Джеки. — Чтобы я ни сказал,… прости меня за это.

— Спускайся! Спускайся, и прими свое чертово лекарство, ты, маленький трус! Немедленно!

— Я спущусь… я спущусь, если ты пообещаешь… не бить меня слишком сильно… не причинишь мне вреда… только отшлепаешь, но не навредишь мне…

— Спускайся с этого дерева! — прокричал его отец.

Джеки посмотрел на дом, но это было безнадежно. Его мать отступила куда-то далеко, на нейтральную территорию.

— НЕМЕДЛЕННО СПУСКАЙСЯ!

— О, папа, я не смею! — крикнул Джеки в ответ, и это было правдой. Потому что сейчас отец может убить его.