Кеннет Харви - Город, который забыл, как дышать

Джозеф обтер Тари мокрым полотенцем и осторожно промокнул лишнюю воду. Девочку била дрожь, она старалась укутаться, но Джозеф уже в который раз стянул с нее одеяло.

— Прости меня, солнышко, — прошептал он, — но нам обязательно нужно сбить температуру. Под одеялом тебе станет теплее, и она снова поднимется.

Тари трясло, но она храбро кивнула:

— Ладно.

Джозеф окунул полотенце в воду и отжал. Он боялся, что жар никогда не спадет. Он боялся, что произойдет непоправимое. Ему стоило большого труда делать вид, что он уверен в благополучном исходе болезни. «Зачем я ее сюда привез? Но откуда ж мне было знать? Мы поехали в отпуск. Откуда мне было знать?» Его преследовали воспоминания: вот Клаудия сидит на полу, уткнувшись лицом в колени, а Джозеф прижимает Тари к себе, чтобы она не видела этой ужасной сцены: вот бородатый человек машет ему из окна сарая, вот утопленники смотрят на него, в их глазах застыло терпеливое ожидание.

Было уже за полночь. Время сомнений и самобичевания. В голове шумело, одолевали мрачные мысли.

Джозеф успокоился, только когда столбик ртути в градуснике остановился на отметке «тридцать семь и одна». Он вдруг заметил, какая тишина стоит в доме и на улице. Дождь перестал. Джозеф посмотрел на Тари. Она спокойно лежала на постели, озноб пропал, дыхание стало ровным, на лбу выступил пот. Кризис миновал.

Джозеф поднялся с колен. Было чему радоваться — опасности для жизни больше нет. Он так боялся потерять Тари, но теперь кошмар отступил, а вместе с ним изменилось и восприятие жутковатых событий последних дней. Надо позвонить Ким. Вот сейчас пойти и позвонить. Он поглядел на телефон у изголовья кровати. Позвонить или заставить ее еще немного помучиться? Пусть помучается, ей полезно.

Если уж говорить с Ким, то наедине. Не надо беспокоить ребенка. Он пошел вниз, по дороге включил свет в прихожей, потом на кухне и только после этого снял трубку и набрал номер жены.

— Упала до тридцати семи, — без всяких вступлений сообщил он, когда Ким ответила после первого же гудка.

— Слава богу.

Джозеф представил себе, как Ким качает головой, стряхивает с себя все горести и напасти, которые могли навалиться на нее в эту ночь. Еще бы чуть-чуть…

— Я с ней посижу, посмотрю, как пойдут дела…

— Ты совсем вымотаешься.

— Ничего. — В черном окне, все еще мокром от дождя, отражалась кухня. Джозеф отвел взгляд: он боялся, что увидит там чье-нибудь ухмыляющееся лицо, боялся, что пудовые кулаки разобьют стекло.

— Завтра ты будешь совсем больной. Сил не останется.

— Сил? — он усмехнулся, потом надолго замолчал. — Мы завтра домой возвращаемся.

— Нельзя вести машину, когда не выспался. Я лучше сама за вами приеду.

— Да нет, не надо.

— Тари сейчас нужна мать.

Они снова помолчали. Джозеф уплыл мыслями куда-то далеко, хотя его рука по-прежнему сжимала трубку. Он вздохнул и снова вернулся на землю. Оглядел свои ступни на деревянном полу. Серые носки. Пососал нижнюю губу и украдкой взглянул в окно. Никого. Темнота начала таять, черный цвет сменился серым, на улице как будто серый туман разливался. Джозеф обвел взглядом кухню. Стекла во встроенных шкафчиках, за ними сваленная в кучу посуда, черно-белая эмалированная плита, сразу видно, какая она старая: рядом крепкий деревянный стол. Джозеф выбирал дом с таким расчетом, чтобы он понравился Ким. Все-таки надеялся, что они преодолеют все противоречия и проведут лето вместе.

Так чего ж он тогда упирается? Наверное, хочет наказать Ким за то, что она выгнала его из дома и разбила семью.

— Джозеф?

— Не знаю.

— Чего ты не знаешь?

— А вдруг, когда ты приедешь, дела у нас с тобой пойдут еще хуже? Я не хочу, чтобы Тари расстраивалась.

— Наоборот, она обрадуется, когда увидит нас вместе.

— А потом что? Опять ее разочаровывать?

— Ну ладно, хорошо. Как скажешь. Договорились. Тебе решать. — Она повесила трубку.

Джозеф с минуту слушал короткие гудки, трубка выскальзывала из ладони. Он не ожидал, что Ким так быстро сдастся. Опять один. Нет, не один, он связан со своим родным поселком, с его людьми, с тревогой, поселившейся в этих краях. Ким отгородилась сетью телефонных проводов. А ведь когда-то была опорой и талисманом.

Джозеф медленно повесил трубку. Ничего не вышло, стало только хуже. Он повернулся к окну. Пусто. А что там, собственно, должно быть? Джозеф прижался к стеклу, словно хотел наказать себя страхом, словно ждал, что из темноты выплывет лицо одного из сегодняшних утопленников. Откуда они взялись под пристанью? И вообще, может, ему все только привиделось?