По коридору лениво зашлепали босые нога.
— Доброе утро, пап.
Джозеф отвернулся от окна — там все еще маячила лодка — и взглянул на Тари. Дочь в ночной рубашке стояла на пороге. Рубашка была похожа на платье сказочной принцессы. Просто прелесть.
— С добрым утром, красавица.
— Есть хочу. — Она нахмурилась. — И горло болит. — Подошла, повисла на Джозефе и обмякла, делая вид, что уснула.
— Пошли завтракать. — Он еще раз глянул в окно. Море спокойное, солнце уже палит вовсю, граница между светло-голубым небом и темно-синей водой словно прочерчена по линейке. Джозефу показалось, что рядом с лодкой плавает еще один тюк — то ли мешок с мусором, то ли бакен. Джозеф поднял Тари на руки. Она прижалась теплой щекой к его плечу. Глаза у нее все еще слипались. «Какое счастье быть отцом, — подумал Джозеф, подкладывая ладонь ей под голову. — Чего еще хотеть от жизни?»
— Мне тут ужасно нравится, пап, — сказала Тари и погладила его по щеке.
— Правда? — Он поправил ей сбившуюся прядь.
— Побрейся. Ты колючий.
— Да вот не помню, взял я с собой бритву или нет. — Он вздрогнул при слове «бритва». Станок лежал в чемодане, но брать его в руки не хотелось. — Ничего, щетина у меня ломкая — сама осыплется.
Тари засмеялась и уткнулась в плечо.
— А можно, мы здесь останемся подольше? Не на три недели?
— Посмотрим. — Джозеф подошел к лестнице и начал осторожно спускаться, крепко прижимая к себе девочку. — Какая ты тяжелая стала!
По ступеням струилась красно-белая ковровая дорожка. Лестница поскрипывала. В прихожей было светло. Да, днем тут совсем не страшно. Все углы видны. Никаких тебе привидений, никаких ужасов.
— А когда позавтракаем, что будем делать?
— Ну, не знаю, куда-нибудь пойдем…
— Давай Клаудию с дочкой навестим?
— Нет.
— Ну дава-а-ай, пап! — Тари запрыгала у него на руках, Джозеф как раз спускался с последней ступеньки.
— Все, слезай, — скомандовал он, нагибаясь вперед. Но Тари вцепилась крепко. Тут же вступило в поясницу.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Тари притворно нахмурилась и захлопала ресницами; у Ким научилась. — Пожалуйста.
— Тари, слезь! — прикрикнул на нее Джозеф. Боль прострелила крестец и отдалась в коленях. — У меня спина из-за тебя разболелась.
Тари моментально отпустила руки и соскочила на пол. Глаза наполнились слезами.
Все, надулась. Придется мириться. В конце концов, девочка ни в чем не виновата. Ее-то за что лишать отдыха? Нужно посвятить ей весь отпуск, чего бы это ни стоило. Если для этого надо без конца пить таблетки — пожалуйста. Подождем еще денек. Может, этот чертов Уимерли даст, наконец, спокойно отдохнуть.
— Ладно, — согласился он, театрально вздохнув. — Уговорила. — Он присел рядом с дочерью на корточки, заглянул в лицо. Тари еле сдерживала слезы. Она вытерла глаза рукавом ночной рубашки.
— Ну прости меня, — сказал Джозеф и состроил смешную рожицу. — Мир? «Может, правда, все еще наладится? Просто надо держать себя в руках. Подумаешь, воображение разыгралось!» — уговаривал себя Джозеф. Не совсем же он с ума сошел. Или совсем? Как сказала бы мама, «с катушек слетел».
— Простила.
— Ты же у меня умница!
Они обнялись.
— Как ты вкусно пахнешь, пап, — сказала Тари, прижимаясь к отцу. — У нас дома твоя подушка осталась. Когда тебя нет, я ее нюхаю. Она тобой пахнет.
У Джозефа замерло сердце. Он стиснул Тари в объятиях и поцеловал в шею. «Какие беды надо преодолеть, через какие испытания пройти, — думал он, — чтобы все стало как прежде?»
По дому мисс Лэрейси растекался аромат поджаренного хлеба. Здоровенный ломоть еле пролез в тостер. Ничего, чем толще, тем лучше. Удобнее будет макать в чай. Вот только вкуса в этом хлебе никакого. Будто опилок натолкали. У мисс Лэрейси он получался гораздо лучше, но приходится довольствоваться тем что есть. Шестьдесят лет кряду каждый четверг она пекла булки, а в прошлом году перестала. Месить тесто ей уже не под силу. Теперь изволь есть покупной хлеб. Он и близко не похож на ее пышные сдобные булочки — остывает в минуту. Но ничего не поделаешь. Старость не радость. «Вот ведь до чего дожила», — вздохнула мисс Лэрейси.
Разбудил ее звук сирены, в Уимерли его услышишь нечасто. Мисс Лэрейси сразу поняла, что едет скорая помощь. Пожарные машины воют устало и протяжно. Полицейские — те вроде как булькают. А вот у скорой помощи голос колючий, как чертополох. Кто же это занемог? Мисс Лэрейси тихонько покачала головой и густо намазала поджаренный хлеб маслом. Золотистая корочка заблестела и чудесно запахла.
Читать дальше