Кеннет Харви - Город, который забыл, как дышать

— Что это ты делаешь? — засмеялась девочка, но быстро погрустнела. Улыбка на ее лице сменилась отчаяньем, и гостья растворилась в ночи.

Мисс Лэрейси разволновалась. Призраки без причины не грустят. В этом почти всегда виноваты живые.

Джозеф так углубился в созерцание тьмы за окном, что не сразу обратил внимание на странный звон. Словно соприкоснулись края бокалов, словно лучи света вдруг обрели звучание. Он вслушался. Нет, это не звон, скорее, шелест крыльев сказочного существа. Он попытался определить источник звука и не смог. Но что-то упрямо звало Джозефа, тащило на поверхность, заставляло вынырнуть из тьмы.

Он повернул голову, еще не осознавая того, что делает. На стуле у кровати сидела женщина. Она, казалось, сверкала и переливалась во тьме, губы ее двигались. Вот кто издавал этот звук! Женщина нежно и тихо пела, глядя на Джозефа. Он узнавал и не узнавал эти глаза, а женщина смотрела так, будто Джозеф был чем-то большим, чем казалось ему самому. Слова завораживали, мелодия качалась, словно кораблик на волнах.

Джозеф сразу понял, что он чем-то связан с этой женщиной. Какая она красивая! Красивей всех на свете. Нет ничего дороже этого голоса, этого лица, пусть даже они совсем не похожи на те, что сохранились в памяти. Жена. Нет, эта женщина не может быть его женой. Таких жен не бывает. Она так чудесно поет, она такая таинственная. И все же такая родная.

Над койками реанимационного отделения звенела песенка:

Ким баюкала Тари и успокаивалась сама. Она погладила дочь по щеке. Что за чудо — спящий ребенок! Слова лились прямо из сердца:

Раньше Ким никогда эту песню не пела, разве что изредка мурлыкала мотив. Сегодня все слова припомнились неожиданно легко, как будто бабушка Ниари сидела рядом и подсказывала. Она часто пела эту песенку для маленькой Ким. Так уютно было забраться под одеяло в кресло-качалку, слушать, как трещит огонь в камине и потихоньку засыпать.

Ким допела и подумала: «Куда деваются волшебные детские сны, когда мы вырастаем?» И тут же начала «В веселом городе Дублине». Когда Ким была маленькой, она думала, что песня называется «В веселом городе гоблинов». «В веселом городе Дублине, девчонки все — загляденье…» — пела она. Потом еще: «О милый, милый Дэнни, зовут, зовут волынки». Старые ирландские баллады, позабытые, казалось, навсегда, одна за другой возникали в памяти. А вместе с ними бабушка и мама. Да, мама тоже пела эти песни.

Закончилась баллада про Дэнни, и в комнате стало необыкновенно тихо, только попискивали мониторы. Ким снова запела: «Ночь тиха, ночь нежна. На волнах спит луна. Только девушка…» Ким заметила, что Джозеф открыл глаза. В черном стекле над ним отражалась палата с разноцветными огоньками приборов. В глазах у Джозефа блестели слезы.

«Спите сла-адким сно-ом, спи-ите сла-адким сном».

Джозеф смотрел на нее, не мигая. Ким повернулась к дочери. На тоненьких детских пальчиках желтели пятна. Ким сначала подумала, что Тари разукрасилась фломастером, но оказалось, это йод. Несколько дней назад девочка нарисовала Ким и Джозефа, они стояли рядышком и держались за руки. Тари принесла рисунок и сказала: «Гляди, мам. Вот как будет». Ким тогда ужасно расстроилась, молча взяла картинку и спрятала в сумочку. С тех пор она так и не придумала, что с ней делать. То ли отнести на работу и повесить у себя в кабинете, то ли отдать Джозефу. В конце концов, Ким просто решила носить картинку с собой. Она открыла сумочку, нашла во внутреннем кармашке аккуратно сложенный листок и показала его Джозефу.

— Ты это видел? — неуверенно спросила она.

Джозеф с благоговением посмотрел на картинку, потом на Ким.

— Пой, — попросил он.

— Зачем? — спросила Ким. Она не собиралась петь для него. Она пела для Тари.

— Это так… прекрасно. — Он с трудом растянул губы. — Я что, улыбаюсь?

— Да. — Голос у Ким сорвался. — Ты улыбаешься.

— Пой.

«Он что же, никогда раньше не слыхал этих песен?» — удивилась Ким. Она вновь почувствовала ту близость, ту тесную связь, которую они сами разорвали несколько месяцев назад, и тоже улыбнулась.