Кранц думал так же и дрогнувшим голосом произнес:
— Мы влипли, Гилсон, но на нашей стороне одно небольшое обстоятельство. Мы знаем, когда проклятое окно становится проницаемым, это время нам известно с точностью до секунд. Нашему правительству необходимо предупредить весь мир — через ООН или как-то иначе. В каждом населенном пункте планеты нужно установить систему предупреждения, и в опасный момент она должна подать сигнал — сиреной или колоколом. И когда раздастся сигнал, все должны хватать оружие и ждать. Если твари не появятся через пять секунд, сигнал звучит вновь и все продолжают заниматься своими делами до следующего сигнала. Это может сработать, Гилсон, но действовать нужно быстро. Через пятнадцать часов и несколько минут окно откроется вновь.
«Пятнадцать часов и двадцать минут, — подумал Гилсон, — потом пять секунд уязвимости и вновь пятнадцать часов двадцать минут доследующей смертельной опасности. И так далее… но сколько? Пока хищники не заявятся в наш мир, но этого может и не произойти (откуда нам знать, какая у них логика), или пока случайное открытие Калвергаста не будет повторено, но это опять-таки тоже может не произойти. А смогут ли люди жить в таких условиях, не сходя с ума? Вряд ли их психика выдержит ситуацию, когда все обозримое будущее превратится в непрерывную поездку на американских горках — сперва долгий спуск в долину ужаса и страха, затем краткий подъем на вершину облегчения. Будет ли функционировать разум, зная, что ему предстоит бесконечное балансирование между жуткой смертью и невыносимым напряжением? И сможет ли выжить человечество, сознавая, что у него нет твердого будущего за пределами ближайших пятнадцати часов и двадцати минут.»
И тут он с отчаянием и безнадежностью увидел, что у них нет этих пятнадцати часов и двадцати минут, нет даже часа. Что времени нет совсем. Он понял, что окно с той стороны открыто постоянно, потому что в воздухе перед ним возникли кости, тряпки и всевозможный мусор, которые шумно посьпались вниз, образовав неряшливый и зловеще многозначительный холм.