— Раньше ты об этом не говорил. Может, мне не стоит верить тебе сейчас?
— Ты поверил нам, когда мы поклялись отвести тебя к вампиру, который высосал жизнь твоего дяди, и мы сдержали свое обещание. — В голос второго жреца закралась ирония. — Если бы ты потрудился спросить, мы бы также назвали ее имя. Тебе стоит его услышать.
— Это была Хетепхерес, — коротко вставил первый жрец.
— Хетепхерес? Мать фараона Хеопса? Покойная царица?
— Теперь окончательно покойная царица, — последовал сухой ответ. — Ты сам увидишь, что не сможешь просто сказать «все кончено», отряхнуть руки и уйти своей дорогой. Но сейчас нам лучше покинуть это место. Не следует дожидаться, пока нас обнаружат.
С таким предложением Менхаф охотно согласился. Через некоторое луна освещала лишь пустое плато, где гонимый ветром песок шуршал по крыше гробницы. И воздвигнутые по приказу фараона Снофру пирамиды, загадочные, небывалые, хранили свой секрет, о котором никогда не поведает ни одна погребальная надпись, ни один настенный рисунок.
Хеопс, сын Снофру, надменно разглядывал строительную площадку собственной пирамиды с высшей точки, до которой ее достроили, — примерно с половины предполагаемой высоты. Даже так пирамида была очень высока. На нижнюю половину ушло примерно четыре пятых общего количества камня. По мере возвышения пирамида резко сужалась.
Хеопсу понравилось увиденное: храмовый комплекс, пристань и канал, по которому поступали гранит и превосходный известняк, работники, тянущие под присмотром бдительных мастеров нагруженные камнями волокуши (с высоты смотровой площадки они казались не крупнее жуков), и поднимающиеся вдоль боков пирамиды узкие насыпи. Но когда взгляд темных глаз фараона вернулся к плоской площадке, на которой он стоял и куда бережно укладывали пронумерованные камни, на его лице отразилось сомнение.
— Останови работы, родич, — щелкнул пальцами Хеопс. — Мне не нравится.
Принц Хемиун, племянник, а также визирь и главный зодчий фараона, отдал приказ немедленно. Иного он от Хеопса и не ожидал. Хотя слова фараона задели его за живое, на невыразительном лице зодчего ничего не отразилось. За долгие годы он научился прятать свои чувства.
— Не нравится, о великий?
— Совсем не нравится! Я передумал! Я не сомневаюсь, что погребальная камера послужит защитой от воров-смертных и жрецы моего храма будут охранять ее вечно, но вдруг случится землетрясение? Потолок камеры рухнет! Мой саркофаг раздавит камнями! Ты должен построить новую камеру, выше, где над ней будет меньше камня.
— Как пожелаешь, повелитель. Я могу построить новую камеру.
Хемиун не колебался с ответом. Он уже обсуждал этот вопрос с подчиненным ему мастером Зези. Им дважды пришлось пересматривать планы неимоверного рукотворного памятника. Сначала они проложили нисходящий туннель к камере, высеченной в скальном основании пирамиды. Устрашенный (хотя никто не решался высказать этого вслух) мыслями об огромной массе камней, что будет возвышаться над ним, когда его положат в саркофаг, Хеопс потребовал, чтобы погребальную камеру устроили внутри пирамиды. Тогда через уже уложенные блоки прорезали новый, восходящий проход (что оказалось очень неудобной и тяжелой задачей), который потом становился горизонтальным и вел ко второй погребальной камере.
А теперь Хеопсу не понравилась и она.
— Повелитель, вот эти только что уложенные блоки будут нам мешать. Мы пробьем в них новый проход. Потом еще одна восходящая галерея, примерно такая… — Хемиун начертил набросок на одном из подставленных под дневной свет блоков, — поведет к более высокой погребальной камере.
«И я очень надеюсь, что этот план тебя наконец-то устроит».
— И помни, родич, строительство не должно вестись в спешке и необдуманно.
Хеопс пронзил зодчего строгим взглядом, для чего ему пришлось задрать голову. Они были на удивление непохожи, хотя их связывали кровные узы. Божественный владыка Двух Земель, дающий пищу, а также носитель множества других титулов, кипел быстрой, нетерпеливой жизненной силой, что находило отражение во всем — и в речи, и в движениях. Его широкое лицо, с сильно выступающим носом и узкими глазами, трудно было назвать красивым, но оно говорило о характере, с которым не стоит шутить.
Визирь, выше и моложе фараона, с большим животом и широкими плечами, с тяжелыми руками, скрывал под слоем жира внушительные мускулы. Круглое, мясистое лицо выдавало опытного придворного. Он также проявил себя умелым распорядителем.
Читать дальше