Герберт Уэллс - Экзорцист. Лучшие мистические рассказы

С этими словами он подвел меня к стоявшему на коленях человеку, но тот не повернулся и словно бы не заметил нашего присутствия, пока доктор громким голосом не обратился к нему:

– Вставайте, Лашингтон, я привел к вам старого приятеля. Вглядитесь получше – узнаете его или нет?

Очень медленно, как бы с усилием, пациент поднял голову и повернул ее в нашу сторону; но хотя двигался он и заторможенно, оправиться от удивления я не успел, поскольку доктор, обращаясь к нему, назвал имя, совершенно не сходное с тем, какое он носил прежде, однако он откликнулся на него, будто на свое собственное!

– Скажите, узнаёте ли вы меня спустя столько лет? – спросил я после того, как он некоторое время молча и бессмысленно меня разглядывал.

– Узнаю тебя? Да пусть лучше меня пристрелят, если я тебя узнаю, – проговорил он наконец; и я удивился еще сильнее, ибо эти слова, произнесенные грубо и развязно, не имели ничего общего со спокойной, изысканной речью моего прежнего знакомца.

– Подумайте еще, Лашингтон, – сказал доктор. – Ведь этот джентльмен не ошибается: он хорошо знал вас много лет назад.

Человек хмуро взглянул на него и злобно рявкнул:

– Да что тебе про меня известно, гробокопатель? Не суйся, куда не следует, не то поплатишься. Уж не прознал ли чего насчет меня – кем я был много лет назад? Я бы тогда и словом с тобой не перекинулся – да и сейчас не желаю, хоть ты и упек меня в эту свою чертову кутузку.

– Прошло целых двадцать лет с тех пор, как мы с вами последний раз виделись, – кротко промолвил я, желая по возможности его утихомирить. – Тогда я был мирянином, так что платье на мне теперь другое, да и внешность моя изменилась; но, надеюсь, вы помните мое лицо.

– Нет, не помню, – отрезал он, хотя, подумалось мне, не столь убежденно, словно память его понемногу начала проясняться. – Но ты говоришь, будто уверен, что знаешь меня, да? Меня, Дика Лашингтона?

– Совершенно уверен, – ответил я. – Но должен оговориться. Когда мы встречались двадцать лет тому назад, вас звали не Дик Лашингтон, а…

И я произнес имя, под которым знал этого человека. Оно произвело на него мгновенный и устрашающий эффект. Не успели слова слететь с моих губ, как он вскочил на ноги, дрожа от волнения. Его лицо побелело от ярости, на губах выступила пена, и я подумал, что сейчас с ним случится припадок.

– Лжец, лжец, лжец! – вопил он мне в лицо. – Как ты смеешь это говорить? Это неправда – клянусь преисподней, неправда! Он мертв – этот мерзавец, за которого ты меня принимаешь. Я не оскверню своих уст, повторяя его гнусное имя, – а ты начнешь твердить, будто я его убил. Дьявол, говори – ну же! Это ложь, да, но и все, что ты говорил прежде, – ложь, ложь, сплошная ложь!

С этими словами сумасшедший снова рухнул на колени и запустил пальцы глубоко в грязь. Только теперь я заметил, что позади нас стоит надзиратель, и увидел, как доктор подал ему знак.

– Идемте, отец, – шепнул он мне. – Нужно, чтобы пациент успокоился. Надзиратель за ним присмотрит, и он быстрее придет в себя, если мы удалимся отсюда.

Доктор взял меня под руку и повел к бывшему особняку. Когда мы миновали живую изгородь и отошли на достаточное расстояние, с которого нас никто не мог услышать, доктор заговорил снова:

– Боюсь, эксперимент не удался, отец. Я еще не видел, чтобы Лашингтон терял самообладание так внезапно, к тому же у него больное сердце, так что подобная вспышка может оказаться роковой.

– То, что мы видели, поистине ужасно, – отозвался я, – но я не уверен, что наши усилия были тщетны. Вы в этой области специалист, а я профан, однако больной, вне сомнения, по-прежнему помнит свое настоящее имя, хотя и не желает, чтобы его знали окружающие.

– Верно, – ответил доктор, – но чем это поможет нам, отец?

– Для начала позвольте мне рассказать о его прежней жизни – о тех днях, когда мы с ним поддерживали знакомство, и тогда судите сами, насколько дельны мои соображения по поводу его недуга.

Тем временем мы подошли к дому, и, вновь оказавшись в гостиной у доктора, я рассказал ему все, что знал. Изложу это вкратце. Когда я впервые повстречал Лашингтона – если не возражаете, я буду называть его этим именем, ибо незачем раскрывать его подлинную личность, – он был юношей хорошо образованным, имел достаточный личный доход и вращался в высшем лондонском обществе, что вполне естественно, ибо происходил он из благородного семейства. Потом он увлекся спиритизмом и был представлен Хьюму, знаменитому медиуму. Я со своей стороны пытался его отговорить и всегда отказывался присутствовать на их сеансах, хотя он частенько меня туда зазывал, однако он оставил мой совет без внимания и все более и более погружался в свое занятие, поскольку обнаружил у себя особые способности медиума; а Хьюм часто увещевал его посвятить всю свою жизнь «Делу», как он выражался. Также я рассказал доктору историю, которую вы слышали вчера вечером, – о том, что произошло здесь, когда я вынес показать Лашингтону фонтан Челлини, – а кроме того, упомянул, как впоследствии, с изрядно подпорченной репутацией, он покинул страну, и с тех пор я ничего о нем не слышал до этого самого дня. Далее я попросил поведать об обстоятельствах, при которых мой знакомый оказался в лечебнице. Доктор слегка замялся, прежде чем ответить: