Саймон Кларк - Вампиррова победа

Снаружи обрывки бумаги гонялись друг за другом по кругу. Над крышей каретного сарая убывающая луна висела в небе, как серебряный ноготь.

Бернис поежилась. Во всем этом было что-то странное. То, как это чудовище — не человек стоял посреди комнаты, расслабленно свесив по бокам мускулистые руки. То, как стояла Электра, протягивая ему чашку горячего молока, будто совершая жертвоприношение Богу.

Кожу на голове покалывало. Что со мной происходит? Может, это от недостатка сна; может, эта проклятая жуткая пленка слишком долго меня преследовала. Почему я чувствую себя... так странно... какую-то обреченность?

Она смотрит на двоих в кухне. И представляет себе, что видит и саму себя, будто кто-то заснял всю сцену на пленку. Она видит себя, вжавшуюся спиной в стену, потирающую ладонью руку — нервное, дерганое действие, будто она почти ждет, что неизвестный в тату вот-вот схватит со стойки нож для разделки мяса и надвое располосует лицо Электре.

Ветер дует сильнее. Стон становится громче. Будто мать оплакивает умирающее дитя. Она ежится.

Время не то чтобы остановилось, но ползет, ползет... Целая вечность необходима громиле, чтобы просто протянуть руку и взять у Электры чашку.

В окно ярко светит луна.

Обрывки бумаги во дворе все кружат и кружат.

Дверь в вестибюль внезапно открывается.

Она видит, как в кухню входит Дэвид Леппингтон. В руках у него миска из нержавеющей стали с остатками картофельного пюре. Свет за его спиной слишком ярок, и потому в дверях появляется лишь силуэт — черный и безликий. Издалека, как будто его голос доносится за тысячу миль, она слышит:

— Я подумал, что пора помочь.

И вновь она воображает себя в самом верхнем углу кухни, будто она не она, а крохотная шпионская камера, установленная там, чтобы заснять эту сцену. Вот — Электра и татуированный уголовник в центре кухни. Вот — доктор Леппингтон со стальной чашей в руке. А вот — воображает она — и она сама: спиной к стене, глаза расширены.

Вся сцена будоражила. А она не знает почему. Ее бросает в жар. Если бы она смогла сдвинуться с места, она сбежала бы из кухни.

И вдруг она понимает.

Это уже происходило со мной раньше. Я стояла в комнате с этими людьми, в точности как сейчас. Дэвид держал в руках стальную чашу — как и сейчас. Электра протягивала чашку юному варвару. Лунный свет лился в окно. Ветер бился о стену дома; и это была ночь, когда...

Бах!

Со звуком пушечного выстрела ветер распахнул дверь. И тут же ворвался в кухню, будто огромный разъяренный дух, которого слишком долго держали в заточении. Он завыл на них. Загремел сковородами у стены; сорвал со стен пучки сушеного тимьянa. Взметнул волосы Электры. Ударил Бернис в лицо, будто с маху дал ей пощечину. Потом поймал красные салфетки, сложенные на рабочем столе.

И тут же кухня заполнилась клочьями красного, которые, казалось, зависли в воздухе, будто капли крови в воде.

В это мгновение никто не шевельнулся. Будто сама судьба заставила застыть всех четверых, чтобы память об этой сцене закрепилась у них в мозгу.

Да. Это уже однажды случилось, со внезапной звенящей ясностью подумала Бернис. И мы четверо уже были раньше вместе. Теперь мы воссоединились.

Дэвид Леппингтон схватил наружную дверь и с силой хлопнул ею о дверную раму, изгоняя вихрь на улицу.

В кухне внезапно стало тихо. Кроваво-красными снежинками салфетки плавно осели на пол.

Тишина казалась безмерной.

Одиннадцать вечера. Бернис открыла дверь шкафа в своем номере. Она уже переоделась в пижаму и решительно настроилась как можно скорее укрыться в теплой постели. Дверь она уже забаррикадировала, подтащив к ней бюро.

За окном ветер стонал меж башен гостиницы; он тряс оконные рамы, и Бернис чувствовала ледяные порывы сквозняка из-под двери.

Быстрым движением она вытащила чемодан с посеребренными застежками.

О боже, я теперь действительно как алкоголик, который лихорадочно ищет бутылку водки в укромном месте, нацелившись на первый глоток спиртного.

Но не водка — видеопленка была ее пороком. Она жаждала увидеть вступительные кадры с Майком Страудом в очках и в белом льняном костюме. Огонь полыхал в ее сердце — и только это видео способно его затушить. Это жалкое, дурацкое, гнусное видео. Она знала, что оно превратилось в наркотик. Откуда ей знать почему. Ей надо его смотреть. Ей надо выглядывать поверх одеял из хрупкой безопасности кровати и смотреть, что происходит с Майком; как он открывает дверь — дверь в мою комнату номер 406 — и как что-то, потянувшись из темноты коридора, вырывает его из комнаты с такой силой, что очки слетают у него с носа.