Саймон Кларк - Вампиррова победа

Со времени визита Давида он, должно быть, отдал ему не один час работы; меч еще не был закончен, но форма клинка была уже выведена. Длинный клинок сходился к острию. Рукоять была еще не завершена, но противовес, медный шар размером с куриное яйцо, уже был приварен на место, и гарда поставлена. В целом меч до странности напоминал Экскалибур короля Артура.

В версии Леппингтонов это был — как называл его дядя? — Хельветес? Да, вот именно, Хельветес, что означает «кровавый» или «напоенный кровью».

По легенде, меч вытащили из брюха рыбины, обитавшей в подземном озере.

Дэвид коснулся клинка. Металл был еще тусклым, и режущая кромка не заточена.

Он провел большим пальцем по подушечкам остальных пальцев так, как делают обычно, проверяя, нет ли пыли на полке или завитушках. Только сейчас Дэвид в кончиках пальцев испытал легкое покалывание.

Он снова коснулся клинка. На этот раз покалывание распространилось от кончиков пальцев до самого запястья, потом защекотало по руке до локтя, будто он тронул клеммы промышленной батареи.

Не успев еще осознать, что делает, он подхватил меч за рукоять и начав проверять его вес и балансировку.

Меч словно ждал, чтобы он взял его в руки. Дэвиду показалось, что клинку место здесь: как будто он когда-то уже владел мечом и лишь на время его лишился.

Он провел пальцами по лезвию. Слишком тупое, более чем тупое, даже огурца не разрежет.

Дэвид быстро оглядел мастерскую. В дальнем ее конце стоял электрический точильный станок, на котором дядя, очевидно, затачивал инструмент.

Кожу Дэвида еще покалывало, но он чувствовал себя на коне. Не прошло и нескольких секунд, как он включил станок. Завращался точильный камень.

С мгновение Дэвид, нахмурившись, глядел на него. Он не прикасался к подобным станкам с четырнадцати лет, с уроков труда в школе.

Усмехнувшись, он прислонил клинок к белому диску из оксидированного алюминия, а диск уже вращался со скоростью более трех тысяч оборотов в минуту. Ослепительным дождем полетели искры.

Кивнув самому себе, Дэвид улыбнулся. Возвращались школьные навыки. Он вновь прислонив клинок к точильному кругу. На пол каскадом посыпались искры; Дэвид осторожно изменил угол наклона, так чтобы край диска отшлифовал металл до тонкого, острого, как скальпель, лезвия.

Ветер фырчал в трубе, Дэвид почти зажмурил глаза — чтобы полностью сосредоточиться, а также для того, чтобы уберечься от ослепительного каскада искр, — и погрузился в работу.

Через несколько секунд после того, как ее вытащили из лифта в подвале гостиницы, Бернис протащили через зияющий дверной проем в туннель.

Шок подавил любые попытки кричать — после ее первого вопля полнейшего ужаса. Девушка не то что орать во все горло, дышать едва могла от страха.

Внезапно она словно лишилась ног — почувствовала, как жилистые руки сомкнулись вокруг ее ног и тела и ее горизонтально понесли — так, как носят широкий, свернутый в трубу ковер.

Тьма была абсолютной.

До Бернис доносился скрежет тяжелого дыхания. Сколько их было здесь, она не знала. Восемь? Десять? Двадцать?

Воздух туннеля холодил лицо, пальцы плотно вжимались в атлас юбки, сдавливая Бернис ноги.

В голове у нее все смешалось; за веками мельтешили искры; она хватала ртом воздух, с усилием проталкивая его потом в легкие; сердце как пойманная птица колотилось о грудную клетку.

Ребенком она смотрела старые приключенческие фильмы с погонями на автомобилях. Ее неизменно занимали сцены, в которых машина проламывает заграждение и обрушивается с края скалы в пропасть. Каких-то несколько секунд водитель так и сидит за рулем, уставившись в лобовое стекло, в то время как машина летит вперед, потом вниз ло длинной мучительной дуге.

О чем он тогда думает? — спрашивала она себя, расширив от удивления глаза и прижав руку к губам. Он знает, что машина разобьется о камни внизу, он знает, что она немедленно взорвется огненным шаром (они ведь всегда взрываются после катастрофы в кино, ведь так?). Он знает, что умрет.

Так о чем же он думает в эти несколько секунд свободного парения перед смертельным ударом?

Теперь она знает. По ней пронеслась лавина страха, подернутого огненными нитями ужаса. Она думала обо всем и обо всех. Она подумала о том, как ей вырваться из этих рук и с криком убежать в безопасное место (но эти руки как сталь, Бернис, отсюда не вырваться); она подумала о том, как эти мертвые губы прикасаются к ее шее за секунду до того, как зубы прокусят кожу; она подумала о том, как будет умирать...