Кирилл Клерон - Вампиры в Москве

— Да вот, читал там давеча…

— Читать-то можно хоть там, хоть здесь, да верить журналюгским бредням никогда не следует — опасно для неокрепшей психики. Продажная и темная братия пасется на страницах газет и журналов, пощипывая рублики. Сами не понимают, что кропают, лишь бы народ взбудоражить, да взбаламутить, лишь бы тираж увеличить. Борзописцы! Я бы заставил их отчислять изрядную долю прибыли от своего печатного бизнеса на содержание психбольниц и сумасшедших домов. Вы как думаете, это правильно?

— Да…

— Да, правильно. С другой стороны, и народ здесь не в меру охоч до всяких там ужасов, все никак не напугается. Это, думаю, сидит с детства — пока ребенку сказку про какого-нибудь Кощея Бессмертного или Бабу Ягу не прочтут, он и не уснет. Так ведь?

(— а вот и не так, как вспомню сеструхины «сказки»…):

— Да, не уснет…

— Я, конечно, не особо впечатлительный, всякое успел повидать, но недавно такую чертовщину прочел в бульварной газетенке По ту сторону тайны, аж мороз по коже продрал.

(— да, странно он все-таки выражается — продрал, словно мясник на живодерне):

— И о чем же статья, позвольте полюбопытствовать. Я вот тоже там иногда статейки пописываю, но серьезные, по специальности.

— И в какой же области лежит ваша специальность?

— В биологической.

— Очень интересно. А можно вам задать несколько вопросов по специальности? Давно интересует, как это трактует современная наука.

— Да, пожалуйста…

— К какому отряду относятся летучие мыши?

— Ну, я узкий специалист…

— Понятно. А какой зверь самый хитрый?

(— ну и ну… впрочем, я знаю):

— Это лиса.

— Нет, это не лис и не лиса. Самый хитрый зверь это змей, который Еву совратил в райском саду. Вы что, неужели Библию никогда не читали?

— Не читал и не собираюсь. Глупость все это и требуха. Я прирожденный атеист.

— Я тоже. Разница лишь в том, что для вас не существует бога и дьявола, а для бога и дьявола не существует меня.

— Да, наверное…

Ганин не особенно въехал в последний парадоксальный пассаж, но разъяснения не входили в задачи незнакомца. Он повернулся вполоборота к Ганину, и тот незамедлительно дал ему кличку Филин, любитель летучих мышей, а если кратко — просто Филин. Клички давались его собеседникам сразу во время первого же разговора или знакомства и, в зависимости от типажа персонажа, могли быть животного, растительного и даже неодушевленного происхождения — минералами, например. Если говорить конкретно о птицах, то жизнь сводила Ганина со Страусами, Утками, Воробьями, один раз повстречался даже вымерший Эму, но такого конкретного хищного Филина он лицезрел впервые. Впрочем, всегда с чем-то сталкиваешься впервые. И тогда очень важно не оплошать, не лопухнуться.

Филин распахнул модный фиолетовый плащ и, поверх черной водолазки с неопределенным рисунком, удивленный Ганин узрел некий странный предмет, висящий на толстой золотой цепи. Такие цепи он уже успел повидать на бритоголовых бандюках, на новых русских бизнесменах, но вот отлитая из белого металла отрубленная кисть руки, сжимающая красноватый камень в форме сердца, показалась в новинку:

(— странная штучка, но, с другой стороны, что еще должно болтаться на шее такого странного типа?)

— Подарок отца. Амулет на счастье.

(— суеверен ты, Филин):

— А отец-то, жив-здоров?

— Давно умер… Вроде бы…

— Как это можно умереть вроде бы? .

— Все возможно.

Филин явно не желал развивать эту деликатную тему, о чем сообщил снова ставшим рассеянным взглядом пронзительных глаз, как тогда, когда смотрел в мутную реку. Его рука, с длинными костлявыми пальцами, словно у престарелого пианиста, ловко залезла во внутренний карман плаща. Затем попыталась что-то оттуда извлечь. Легкая слабость на мгновение подогнула колени Ганина, ибо непонятно почему подумалось:

(— вот сейчас, сейчас вытащит острый нож и как полоснет наотмашь по горлу)

Но вместо лезвия из кармана показалась сильно смятая газетка, уж не с той ли дурацкой статьей, столь возмутившей Филина? Видимо, он собирался вслух зачитать особо вопиющие абзацы, но в последний момент передумал, брезгливо скомкал газету и выкинул за ограждение моста, словно говоря:

(— такому бреду туда и дорога)

Удовлетворенно посмотрев, как легкое течение уносит писанину явно не в направлении вечности, Филин несколько равнодушно поинтересовался у Ганина, не желает ли его новый друг выпить чего-нибудь живительного, ибо в горле пересохло. Он так и сказал, новый друг. и польщенному Ганину стало стыдно за свои страхи. Навязчивые опасения и фобии — это ведь тоже гнилой плод этого кошмарного города. Нет, правильно он делает, что сбегает отсюда. Давно пора. А пока, почему бы и не выпить?!